Советское государство и кочевники. История, политика, население. 1917—1991

Синицын Федор Леонидович

Второй задачей по советизации «кочевых» регионов было улучшение «обслуживания» кочевого населения (то есть предоставления им государственных услуг). В октябре 1924 г. на совещании Комитета содействия народностям северных окраин при Президиуме ВЦИК представитель АО Коми (Зырян) В.П. Юркин заявил, что «кочевое население нуждается в кочевом милиционере, кочевом судье». Он рассказал о том, что Коми облисполком не смог создать штат таких чиновников ввиду отсутствия подобного опыта. Тем не менее власти утвердили особых уполномоченных из среды самого кочевого населения (выбираемых на съездах оленеводов), которым предоставили права следственных органов³⁸⁹.

В Казахстане кочевое население власти формально разделили на «административные аулы», в которые

было включено от 40 до 400–500 хозяйств³⁹⁰. Это должно было помочь установлению контроля за населением и продвинуться в плане его советизации. Однако «границы» административных аулов не всегда совпадали с «границами» родовых структур, поэтому главы последних не признавали такого административного деления³⁹¹, что препятствовало интересам властей.

В «кочевых» регионах были созданы «культпункты», где работали врачи, агрономы и зоотехники³⁹². Планировалось расширение сети школ соцвоса³⁹³ и ликбеза, приспособленных к быту кочевого населения, в том числе создание передвижных школ и школ-интернатов. Структуры соцвоса и ликбеза были провозглашены «проводником советского влияния в массу кочевников». В Бурятии к 1924 г. было открыто 16 школ для кочевого населения, рассчитанных на 30 тыс. человек. В Киргизии итогами мероприятий по обслуживанию «кочевых» районов были признаны улучшение школьного строительства, медицины и ветеринарии, организация торговли. В 1927–1928 гг. Скотоводческий комитет, созданный 4 августа 1926 г. при Президиуме ЦИК Туркмении, в летний период вел «разъяснительную работу» в районах колодцев, где постоянно появлялись кочевники. Однако такая деятельность часто была слабой³⁹⁴ и далеко не всегда приносила плоды – особенно в обширных и удаленных районах Казахстана, Туркмении и Киргизии. Тем не менее в Бурятии и Калмыкии меры по развитию «советской» социальной инфраструктуры принесли больше результатов. Здесь постепенно укреплялась государственная система образования и медицины, вытесняя традиционные буддийские структуры.

Как важный шаг к советизации рассматривалось объединение кочевников в общественные организации. В среднеазиатских «кочевых» регионах и Казахстане были созданы союзы «Кошчи»³⁹⁵ (массовая бедняцкая организация), сельские батрацкие комитеты. Конечно, среди них были реально действующие организации, но часто такие структуры были фиктивными. Так, в Киргизии работа среди батраков велась «очень слабо». В Туркмении власти фактически забросили руководство союзом «Кошчи», поэтому «если в первые дни бедняки… записывались в союз… целыми группами, то сейчас, разочарованные, уходят из союза» (данные на 1927 г.)³⁹⁶. Развитию общественных организаций среди кочевников мешала не только пассивность местных властей, но и традиционное устройство кочевого общества, власть «родовых авторитетов».

Для укрепления «нижних» страт кочевого общества власти выдвинули предложение о развитии кооперации и кредитования («чтобы поднять авторитет бедняка, надо укрепить его экономическую мощь»). Кооперирование началось с того, что в местах наиболее массового и продолжительного скопления кочевых аулов были созданы государственные торговые пункты – фактории, которые находились в ведении Центросоюза. По мнению властей Киргизии, фактории были наиболее приемлемым видом кооперирования. С их помощью государство пыталось вовлечь кочевников в товарно-денежные отношения, попутно проводя пропаганду кооперирования. Затем стали создавать потребительские, снабженческо-сбытовые кооперативы. Так, в Кизыл-Атрекском обществе потребителей (Туркмения), действовавшем с июня 1926 г., к сентябрю 1927 г. состояли 334 человека (из них представителей титульного этноса – 300 человек). Власти пытались развивать в «кочевых» регионах также кредитную кооперацию³⁹⁷.

Отрицательным моментом было появление «лжекоопера-тивов», которые создавались с целью получения безвозмездной помощи со стороны государства (отметим их сходство с фиктивными советами). Мешали кооперированию мобильность

кочевников, их непривязанность к одному месту. Например, из упомянутого Кизыл-Атрекского общества 43 пайщика вместе со своим скотом ушли в Персию³⁹⁸.

Как и в других местностях СССР, в 1920-х гг. в «кочевых» регионах началась коллективизация сельского хозяйства. Основной формой объединения «социально близких» для советской власти кочевников (то есть всех, кроме баев) стали товарищества по совместной обработке земли (ТОЗ). Конечно, достичь широких результатов в коллективизации «неуловимых» и преданных своей родовой структуре кочевников было трудно. Так, по состоянию на сентябрь 1927 г. в Киргизии и Туркмении такая работа вообще проведена не была³⁹⁹.

В-третьих, была развернута программа по землеустройству «кочевых» регионов, которая затронула широкий спектр проблем. Как известно, после революции советская власть нацелилась на кардинальное решение «национального вопроса». Для «кочевых» регионов он заключался в том числе в распутывании клубка противоречий, вызванных дореволюционной «европейской» колонизацией этих территорий. Власти подчеркивали, что колонизации подверглись главным образом именно кочевые и полукочевые районы⁴⁰⁰.

Колонизация привела к чересполосному расселению русских и других «европейских» крестьян (украинцев, немцев и пр.) и представителей местных народов. Это неминуемо приводило к разного рода противоречиям. Например, в Бурятии даже «случайные земельные споры целиком переносились на почву национальной розни». Когда в Боханском аймаке земельная тяжба между бурятской и русской общинами судом была разрешена в пользу русских, некоторые местные жители «пытались истолковать это решение для разжигания национального антагонизма»⁴⁰¹.

Чтобы решить проблему землеустройства «титульных» этносов в «кочевых» регионах, власти осуществили передел земель в их пользу. На основании постановления ЦК РКП(б) от 29 июня 1920 г. было указано «отобрать у переселенцев… все земли, запроектированные [дореволюционным] Переселенческим управлением, или самовольно отобранные переселенцами… оставляя переселенцам участки в размере трудового надела». Изъятые земли предписывалось передать представителям «титульных» этносов⁴⁰² – конечно, не всем, а только беднякам и середнякам⁴⁰³.

В итоге в Туркестанской АССР были ликвидированы русские, украинские и другие населенные пункты, возникшие после 1916 г. (161 селение и 175 хуторов), экспроприирована часть земель у старожильческих селений (то есть основанных ранее 1916 г.), выселены 8084 хозяйства крестьян. Населенные пункты, хутора, посевы, огороды, инвентарь были переданы кочевникам. Поселки, которые стояли на путях перекочевки стад (скотопрогонных путях), также были ликвидированы⁴⁰⁴. Реализация такой политики была связана в том числе с активной деятельностью члена Туркестанского бюро ЦК РКП(б) Г.И. Сафарова, который в 1921 г., как пишет германский историк Р. Киндлер, «развязал настоящий террор» против русских крестьян. Хотя в январе 1922 г. Г.И. Сафаров был освобожден от должности, принудительное выселение русских и других «европейцев» продолжалось до осени того же года⁴⁰⁵ и даже позднее – так, из Семиречья в 1923 г. было выселено до 150 тыс. русских⁴⁰⁶.

В Киргизской (Казахской) АССР только за первые два года осуществления реформы было перераспределено более 1 млн десятин земли. С лета 1922 г. началось «перемежевание» земель левого берега р. Урал, ранее принадлежавших Уральскому казачьему войску, и десятиверстной полосы по левому берегу Иртыша, принадлежавшей сибирскому казачеству. Изъятые земли были перераспределены в пользу казахского населения. Как и в Туркестане, помимо земли, представители «титульной» нации получили изъятые у русского населения скот, сельскохозяйственный инвентарь, постройки и т. и. Практика изъятия казачьих и переселенческих земель в пользу «титульного» этноса продолжалась и в следующие годы⁴⁰⁷.