Совок 13
Шрифт:
— Тише, товарищи! — постучала по столу спикерша высокого собрания футляром от очков, — Вы же не дети!
Далее она неторопливым и монотонным голосом начала излагать наболевшее. Начала издалека. С самого первого сентября, когда в их образцовом восьмом «А» нежданно-негаданно появилась неблагополучная Фадеева Елизавета. Да, Елизавета, а не Лиза, как обычно называют нормальные учителя своих учеников. Холодно и Елизавета.
— С успеваемостью у Фадеевой дела обстоят неплохо, но вот её поведение! — математичка умолкла и снова обвела присутствующих вооруженным роговой оправой взором, — С поведением у этой девочки всё гораздо
Начиная с этой фразы и не вдаваясь в конкретику, она в течение нескольких минут предавалась демагогии и огульно дискредитировала нашу с Паной воспитанницу. Общими фразами повествуя, как та дурно влияет на одноклассников. В основном вопиющей независимостью от коллектива и своим неуживчивым характером.
— А два дня назад по вине Фадеевой случилось самое настоящее ЧП! — Корытина сначала зычно возвысила голос почти до рёва, а потом трагично умолкла. Давая время присутствующим проникнуться масштабом случившейся катастрофы.
И тут я поймал себя на мысли, что в того, кто первым назвал эту женщину не Александрой Яковлевной, а ЯК-40, камня я не брошу. Ни сейчас, ни когда-либо впоследствии. Это я к тому, что в моей прошлой жизни мне довелось достаточно много полетать и на ЯК-40, и на ЯК-42М. В том числе и сидя в креслах задних рядов. Там, где совсем рядом расположены двигатели. Звучит Корытина очень похоже! Особенно, когда при взлёте и во время включения реверса на посадке.
Я уже во второй раз придавил руку профессора Левенштейн к парте, пресекая её попытку заступиться за репутацию Лизаветы. Во-первых, мы еще не в полной мере ознакомились с компроментирующими материалами на нашу юную хулиганку. А во-вторых, директор этой бурсы пока еще так и не появился. По закону жанра, вступать в полемику с мадам Корытиной в отсутствие её патрона было бы контрпродуктивно. Хотя бы потому, что нужного эффекта в таком случае нашей стороной достигнуто не будет. А поскольку половинчатый результат ни меня, ни Лизу, не устроит, то целесообразнее будет всё же дождаться этого разгильдяя.
Пришлось еще какое-то время выслушивать леденящую кровь историю. Как неизвестно откуда свалившаяся на восьмой «А» беда по имени Елизавета, безжалостно и с особым цинизмом избила одноклассника. Твёрдого хорошиста и достойного комсомольца Артура Карапетяна.
— Мальчик до сих пор в себя прийти не может! — неожиданно раздался сзади женский всхлип с нотками злобного трагизма, — Мы требуем, чтобы эту мерзавку исключили из школы и привлекли к суду! В прокуратуру мы уже составили заявление!
Обернувшись вместе с другими родителями назад, я понял, что не ошибся с определением первоисточников, которые породили насквозь положительного гадёныша.
— Товарищи, давайте не будем торопиться с прокуратурой! — раздался от двери хорошо поставленный лекторский баритон, — Виолетта Зосимовна, поверьте мне, безнаказанной Фадеева не останется, в этом вы можете не сомневаться!
Услышав несочетаемое с отчеством имя, все, в том числе и я, снова обернулись назад. А в это время мимо меня к столу аэроКорытиной и милиционерки быстрым шагом протрусил очкастый мужик в пиджаке, когда-то купленном на вырост.
Блондинка, видимо уже не впервые столкнувшаяся с такой реакцией публики на своё имя-отчество, закономерный интерес общества встретила злым взглядом. Сидящий рядом с ней чернявый горняк присутствовал набычившись, но в семейно-директорскую перебранку
— Что значит, «не будем торопиться»! — блондинистая Виолетта по громогласности теперь уже могла состязаться с Корытиной, — А-а-а! Я кажется поняла! Хотите на тормозах спустить преступление этой дряни?! Ничего у вас не выйдет! Мой муж ответственный работник и его в городе уважают! Ничего у вас не выйдет! — с искаженным злобой лицом, мстительно повторила она.
В принципе, мне можно было уже вступать в прения. Но я решил еще немного обождать и позволить Виолетте Дормидонтовне дополнительно набрать в свою лохматую кенгурячью сумку черных шаров. Я видел, что находящиеся в партере зрители пока еще не определились со своими симпатиями. Они еще не решили, кому сочувствовать, а кого счесть опасным для своих чад. Но, если еще минут пять эта дура, со свойственным ей темпераментом, повизжит, безжалостно насилуя барабанные перепонки присутствующих, то всё встанет на свои места. Лиза свой статус бандитки эволюционно сменит на роль потерпевшей. И многочисленной кастой родителей будет восприниматься в этой ситуации пострадавшей.
Так-то пофиг, под лавку это семейство я и на имеющихся дрожжах загоню. А потом еще и прилюдно краковяк вприсядку танцевать заставлю! Но Лизе в этом классе еще школу заканчивать. Так что наберусь терпения и молча посижу. И посозерцаю. А уж профессора исторических наук и доктора педагогики от необдуманных и преждевременных речей я как-нибудь удержать смогу.
Я, насколько это оказалось возможным, поудобнее расположился в тесной для меня парте. И с величайшей осторожностью вытянул ноги, стараясь не задеть никого из впереди сидящих.
— Чего ты молчишь?! — распаляясь всё сильнее и жарче, визжала из тылов Виолетта. — Эта малолетняя сука твоего сына чуть не убила, а ты сидишь и молчишь! — судя по возне за моей спиной, одними словами разгневанная мамаша не ограничивалась. — Ты мужчина, в конце-концов, или нет?! Давай, скажи уже что-нибудь!!
Окружающие оживились и активно завращали головами. Мне тоже хотелось посмотреть на семейные тёрки Карапетянов. Но было уже в лом крутиться в своём школьно-испанском сапоге и звуковой пыткой я наслаждался, не оборачиваясь. Сидел я смирно, спокойно глядя на прикормленного Карапетяном школьного директора, Корытину и на Раиску-милиционерку.
Последняя, в отличие от первых двоих, недовольства или иных нравственных терзаний не проявляла. Возрастом старлейка была лет на восемь старше меня и, судя по званию, а стало быть, и по выслуге лет, к подобным дрязгам она уже выработала иммунитет.
При слове «сука» интеллигентную Левенштейн аж подбросило. Но я был начеку и вовремя взял её в свои милицейские руки. И прижав перманентно-кудрявую голову дважды доктора наук к своим губам, начал увещевать трясущуюся от возмущения бабку. Очень тихо, но убедительно. Успокоить её мне удалось с огромным трудом. Попытки развернуться к семейству Карапетянов Пана прекратила. И дёргаться она тоже почти перестала. Однако её выразительные семитские глаза продолжали метать молнии. Такой бешеной я её видел впервые. Даже при первой нашей встрече, когда Сонька устроила мои смотрины, Левенштейн так не бесновалась.