Совок 13
Шрифт:
— Юрий Петрович, дарагой, скажи мне, пожалуйста, в чем дело?! Ты здесь директор или не директор? — низким начальственным голосом и, можно сказать, без акцента, кто-то задал вопрос с задних рядов.
Гадать не имело смысла. Это был Карапетян. И задал он этот риторический вопрос сидящему рядом с Корытиной мужику-очкарику. Значит, еще минута-другая и мой выход. Нужно только дать этим поехавшим мудакам немного поговорить. Зрителей здесь выше крыши и дальше всё будет, как надо. Главное, чтобы эти ребята не стеснялись и в душевных словах себя не ограничивали!
— Ты понимаешь, что у моего Артурчика все яйца синие?!! Скажи, Юра, разве моя жена не права? Объясни мне, пожалуйста,
По мере количественного увеличения словесных оборотов Карапетяна, волновался он всё больше и больше. Скорее всего, именно по этой причине, речь его становилась менее грамотной, но зато более громкой.
Директор школы, затравленно косясь на уважаемое собрание, вскочил и что-то начал блеять. Невнятно, негромко и совсем неуверенно. Надо полагать, он уже крепко пожалел, что переступил порог восьмого «А». Из его маловразумительного мычания я лишь разобрал дважды произнесённое «Арташес Ваганович». Сходу догадавшись, что так зовут старшего Карапетяна.
Ждать дальнейшего развития событий не имело никакого смысла. Осторожно сжав плечо Паны и давая ей этим жестом понять, чтобы не мешала, я начал подниматься с неудобной школярской скамейки. В моей битой и дважды контуженной голове вся партитура уже сложилась. И пусть это будет не «Гаяне» гениального Арама Хачатуряна, но пляски с саблями уважаемой в городе семье Карапетянов я сейчас устрою…
Глава 15
— Извините, дорогие товарищи, честное слово, хотел поприсутствовать молча! Но после всего здесь услышанного, как представитель советской власти, просто не имею права не вмешаться! — не без пафоса обвёл я тяжелым взглядом аудиторию.
В том смысле, что не стены, а всех в них присутствующих. Выбравшись из нутра тесной парты, я обрел телесную свободу. И теперь имел полную возможность, как та избушка, поворачиваться так, как захочу. В любую сторону и любой частью тела. Хоть передом, хоть задом.
— Честно говоря, товарищи, пришел я сюда, не как родственник моей любимой племянницы Лизы Фадеевой. Прибыл я на это собрание исключительно из служебных соображений! Чтобы в неформальной обстановке получить необходимые для следствия сведения! Лично получить, так сказать, представление о недостающих деталях, характеризующих личность гражданина Карапетяна. Якобы уважаемого в этом городе Арташеса Вагановича. Это ведь вы, любезный, и есть тот самый Карапетян А Вэ, который используя должность директора, заправляет в продуктовом магазине? В том самом, что находится на улице Мира? — уставился я в лицо спустившегося с горы Арарат индейца, совсем недавно назвавшего мою Лизу тварью.
— Минуту! — раздалось от стола, за которым сидели трое, — А вы, собственно, кто такой? И по какому праву вы здесь себя так ведёте?!
Много медленнее, чем позволяла мне пока что еще незашлакованная шея, я обернулся на этот дребезжащий звук. Уже по голосу поняв, что вопрос мне был задан директором школы. Странно, что это у него с речевым аппаратом?
Закончив свой неторопливый разворот и вглядевшись в автора бесцеремонного вопроса, я укоризненно покачал головой.
— Юрий Петрович, а вы уверены, что, если я представлюсь более подробно, то вам станет легче? — тихо, но так, чтобы слышали все, задал я встречный вопрос. — А вы не допускаете, что всё будет ровно наоборот и,
Для пущего эффекта, я взял паузу, с тонкой змеиной улыбкой разглядывая сдувающегося прямо на глазах руководящего школяра в мешковатом костюме.
— Что ж, видит бог, вы сами этого хотели! — достав из внутреннего кармана пиджака красную ксиву, я без спешки её развернул и вытянув руку, продемонстрировал документ бдительному товарищу.
До застеклённых глаз очкарика было многим более трёх метров и разглядеть содержимое моего удостоверения он не мог при всём желании. Но я всё таки подержал книжицу какое-то время в вытянутой руке, а потом медленно и по дуге повернулся на сто восемьдесят градусов. Так и продолжая держать ксиву. Лишь частично удовлетворяя публику, которая тоже мало, что в ней разглядела. Пока не уперся документом в лицо Арташеса-грубияна. И так же на расстоянии. Тот, как и директор находился от меня не совсем, чтобы рядом. Они с Виолеттой Зосимовной, как остальные родители, по всей видимости тоже заняли парту сына. Которая располагалась у окна, последней в первом ряду. Надо признать, это была самая козырная в классе парта. На мой вкус, разумеется. Я бы тоже её выбрал, доведись мне здесь чему-нибудь и как-нибудь учиться.
Убедившись в достигнутом эффекте, я развернулся назад и всё своё внимание снова сосредоточил на трёхглавом столе.
— Лейтенант Корнеев! Следователь! Рекомендую! — теперь уже я голосовых связок не сдерживал и на психику присутствующих, не стесняясь, давил децибелами. Как когда-то в первой своей армии, будучи старшиной и приводя в соответствие Уставу вверенную мне роту. Когда по моему мнению это было необходимо.
— Да-да, тот самый следователь, который раскрыл и расследовал хищения в особо крупных размерах на местном ликёро-водочном заводе! — медленно, как самодовольный павлин, подняв к потолку подбородок, я поводил из этого неудобного положения своим надменным жалом по сторонам.
С директора на хлопающую глазами Корытину, а уже с неё на милицейскую Раиску. На ней я задержался. Хватило нескольких секунд, чтобы та задёргалась и глаза её забегали. А в следующее мгновение она их опустила.
Иногда советским людям такое поведение властолюбивых упырей, уполномоченных государством, даже нравится. Особенно, если спесь карающего меча этого любимого государства обращена не на тебя самого, а на рядом стоящего гражданина.
Дождавшись, когда Юрий Петрович достигнет нужной мне кондиции и примет более смиренный вид, я двинулся к столу, за которым и восседала Особая тройка. По пути выбирая самое слабое звено. Для разминочной прелюдии.
— Будьте любезны, представьтесь, как положено! — строго потребовал я, не отводя глаз от растерянного директорского лица, — Представьтесь по всей форме и прошу вас, поторопитесь, не нужно отнимать у меня время!
Очкарик бросил быстрый взгляд на идээнщицу, явно попытавшись найти у неё какую-то поддержку против её внезапно приблудившегося коллеги. Но та измазаться о его возможные прегрешения перед родиной не захотела и тут же отвернулась.
Тяжело переведя дух, товарищ начал колоться. Для начала он назвал свои фамилию-имя-отчество, а потом и должность. Все эти данные, кроме фамилии, я знал и без него, но мне было нужно столкнуть первый камень с горы. После этого лавину уже остановить будет гораздо труднее. Закон стадности в таких случаях работает всегда. И эффективнее всего он работает в стаде чиновном. Потому что в этой среде сильнее, чем в других слоях общества развит инстинкт самосохранения. И готовность сдать начальника или коллегу ради сбережения себя тут тоже превалирует.