Совок 2
Шрифт:
Теперь надо ехать к отцу Софьи. Пока загружал себя интенсивной работой, было хоть и немного, но легче. Теперь же я вполне искренне сожалел, что это мое осознанное бытие не закончилось в том овраге среди обломков самолета.
Дверь мне открыла сонина тетка. Сейчас она не выглядела демоном революции. Передо мной стояла маленькая потерянная старушка. Было заметно, что она еще совсем недавно долго и сильно плакала. Глаза красные, а лицо, прежде сморщенное, было распухшим. Но Пана Борисовна все-таки была железная женщина, к моему приходу она уже держала себя в руках.
— Сережа пришел, — тусклым голосом
Закрыв дверь, я все-же разулся и направился следом. В комнате, за тем самым столом, который еще совсем недавно, недели две-три назад, был полон яств, сидел Лев Борисович. На столе стояла ополовиненная бутылка водки, две стопки и тарелка с нетронутыми бутербродами. И полная пепельница окурков «Беломора». А еще стоял портрет Софьи. На нем не было черной полосы. Видимо, ни отец, ни тетка так и не решились ее прикрепить. Им наверное как и мне не хотелось верить, что еще сегодняшним утром, молодая, здоровая и красивая Соня, сейчас уже не живая. И, что она никогда теперь не придет, не засмеется, и не обнимет их. И меня она тоже уже не обнимет.
Пана Борисовна поставила передо мной стопку, а профессор, вытащив из коробки папиросу и, по-мужицки смяв мундштук, прикурил ее. Глубоко затянувшись и выпустив клуб дыма, он разлил водку, и никого не ожидая, одним глотком молча выпил.
Проглотив содержимое своей склянки, я тут же налил себе еще. Выпил и только после этого начал говорить. Я рассказал им все. И по мере того, как я избавлялся от царапающих душу слов, становилось немного легче. Нет, горя не убавилось и чувство вины перед сидящими передо мной людьми тоже никуда не делось. И застывшая улыбка Сони по-прежнему была перед глазами. Однако свинцовой тяжести на душе убавилось.
— Уходи! — глухо выдохнул вцепившийся обеими руками в стол Лишневский.
Пана Борисовна сидела застывшим божком и казалось, что она ничего не слышит. Было непонятно, а слышала ли она то, что я говорил. Я встал из-за стола, молча вышел в коридор и обувшись, затворил за собой дверь.
От дома сонькиного отца я шел, не видя и не разбирая дороги. С неосознанным удивлением и впервые за последние несколько часов ощущая внутри себя какое-то облегчение. Понимая, что своим рассказом я нажил себе справедливо ненавидящих меня кровных врагов, я ничуть не сожалел о содеянном. В душе появилось ощущение, будто я только-что испил немалую свою часть из горькой чаши расплаты. Оставшуюся горечь придется допивать все отпущенное мне время. Теперь оставалось не самое трудное, хоть и не менее важное. Нужно было найти и покарать убийц моей Сони.
Оглядевшись, я развернулся и зашагал на остановку общественного транспорта. Можно было особо не торопиться, мой друг Нагаев сегодня дежурит до завтрашнего утра.
Разговаривать в стенах РОВД я не стал и вызвал своего, теперь самого близкого, человека на улицу.
— Я все понял, Серега! И я готов! — Вова согласился с моими доводами сразу. — Только зачем нам Локтионов? У тебя же есть Толик. Тем более, что он уже проверенный и давно в этой теме! Мало будет Еникеева, можно Мишу привлечь, он тоже себя неплохо показал.
На первый дилетантский взгляд, мой друг
— Как силовое обеспечение, согласен. Но, Вова, ты просто подумай, что будет, если что-то выйдет из-под контроля и нас прихватят? Вероятность того, что поплывет Локтионов существенно меньше. Он знает нашу кухню и расколоть его, в отличие от Толика и Миши, хрен получится. Да и кто там есть, чтобы смогли расколоть старшего опера областного Угла? Пусть, даже и бывшего? И потом, ты не забывай, что Михалыч заинтересован гораздо больше, чем Еникеев с Мишей. Он хорошо понимает, что мы с ним следующие после Софьи! Если не закроем этот вопрос до того, как до нас доберутся комбинатовские упыри.
Вова напряженно внимал моим доводом. А у меня зрело ощущение, что, согласившись сразу, он только сейчас начинал осознавать, на что подписался. Пользоваться его опрометчивостью я не собирался, слишком большие ставки были на кону. То, что я намеревался проделать, а, вернее сказать, совершить, не подразумевало каких-либо неоднозначных сомнений или колебаний. И, если Вова погорячился, согласившись в самом начале, то будет лучше, если он отойдет сейчас, до того, как мясорубка начнет проворачиваться.
Обратив внимание на то, что я замолчал и пристально его разглядываю, Нагаев дернулся. Какое-то время он смотрел мне в глаза, пытаясь что-то для себя понять. Я еще подумал, что это хорошо, что он сейчас не суетится и думает.
— Не гони, Серега, не подведу, с тобой я! — обыденно и без пафоса присягнул мой друг, вполне успев прикинуть на свою долю пятнашку. Это, как минимум. А то и невозвратную вышку.
Постаравшись не показать, насколько был напряжен, я очень тихо выдохнул.
— На сколько у тебя билеты? — поинтересовался я о времени отбытия из города семейства Нагаевых.
— В четыре утра понедельника. У нас все купе выкуплено на четверых.
— Это хорошо. Через три с половиной часа будет большая станция, там и отстанешь. В город вернешься на частнике. Ты только на самом вокзале не садись, пройди в город, время как раз будет пиковое, народу и машин много. И запомни, Вова, ты такси не бери, это важно! — инструктировал я друга.
К моей тихой радости, мой соратник не хорохорился и не перебивал меня. Он сосредоточенно слушал. Слушал и кивал головой, старательно запоминая сказанное мной.
— И еще, Володь, ни под каким видом, ни даже намеком не дай понять своим, что от поезда отстанешь планово. Я все понимаю, волноваться мать со Светой будут всерьез. Но даже, если дойдет до корвалола, все равно дешевле будет им не знать, что отстанешь ты умышленно. Не дай бог, если, что-то пойдет не так, колоть их будут такие зубры, что устоять у них шансов не будет. Ни одного! А тогда всем нам кирдык! Ты меня понял? — я взял Вову за плечо и слегка встряхнул.
— Понял я, понял, как ты сказал, так и сделаю! — Нагаев был внимателен и сосредоточен.