Совок – 3
Шрифт:
Я старательно проанализировал ситуацию, со всей дотошностью осмыслил повадки и личностные особенности, характеризующие товарищей Копылова, Герасина и Гудошникова. И пришел к выводу, что давить их следует не столько логикой, сколько наглым цинизмом и злобным хамством. По теоретическим выкладкам выходило, что любые мои уступки, гуманизм или проявление вежливости по отношению к этим трем номенклатурным тварям, будут ими расценены, как моя слабость. Со всеми вытекающими последствиями. Для меня очень печальными. Возможности своего физического устранения я не исключал. Если я не сумею сразу сломать этих ребят,
Опираясь на все ту же теорию и какой-никакой оперской опыт прошлой жизни, я решил взыскивать с них по максимуму. Двигала мной не алчная жадность. Тут, если затребуешь три рубля, то к тебе и отнесутся, как к человеку, который стоит три рубля. А в чем потом такое отношение выразится, одному богу известно.
Мои контрагенты пришли вовремя. Первым вошел Герасин и был он в форменном подполковничьем облачении. Очевидно в пику мне, лейтенанту. Следом в кабинет прошли Копылов и Гудошников. Все вошедшие товарищи были вида важного и на меня смотрели, как смотрят посетители зоопарка на краснозадого павиана, тоскующего в клетке. То есть, с любопытством и превосходством одетых в штаны, свободных и официально обилеченных посетителей.
Ну, это вы врете, господа-товарищи, уж если вы, будучи такими солидными, явились сюда, то задницы у вас у самих уже сутки, как дымятся. С самого того момента, как вы мой убийственный донос прочитали. И ох, как вам не терпится меня послушать. Вы уже почти созрели и сейчас я вас раздевать буду.
– Здравствуй, Корнеев, – по праву главного из них, снизошел товарищ Копылов.
Остальные невежливо промолчали. Да и хер на вас, мастодонты совковые!
– Здравствуйте, Евгений Геннадьевич, – уважительно ответил я.
На Герасина с Гудошниковым я просто посмотрел как на пустое место.
– Присаживайтесь, – указал я на заранее выставленные вдоль стены стулья.
Копылов меня не послушался и уселся за стол Иноземцевой. Не привык, видимо, Евгений Геннадьевич у стеночки сидеть как простой посетитель. За руководящим столом он привык. Ну и пусть. Остальным ничего не оставалось, как занять указанные мной места. Свободных столов в кабинете больше не было.
Все трое прилипли глазами к «Акаю», который своим хромом радовал взгляд.
– Что ж ты, Корнеев, подличаешь? Вроде, нормальный парень, вроде бы и комсомолец. Мы же обо всем тогда договорились. Как мужики руки пожали, что ж ты теперь хвостом крутишь? – пропыхтел предводитель моих гостей.
Товарищ Копылов распалялся и, похоже, сам начинал верить в то, что говорит.
– Ты просил квартиру? Просил! Ты ее получил? Получил!! Какого хера тебе еще надо?! – валял ваньку поднаторевший в демагогии партийный деятель.
Я сидел за своим столом и оценивал по системе Станиславского спектакль, который мне сейчас выдавали на-гора эти фармазоны. Поскольку, я сам был непосредственным участником событий и знал всю подноготную изнутри, моя оценка однозначно была «Не верю!». Однако жулики не сдавались.
– Тебе, лейтенант, отдельное жилье дали! Другие годами за квартиру корячатся! – вторил возмущенный подполковник Герасин. – Получай ордер, заселяйся и живи! Глядишь,
Интересно, чем меня облпотребсоюзовец Гудошников корить станет? Неужели, той помойкой, в которой он меня к тараканам присоседить хотел? Однако Гудошников молчал. Но тоже смотрел укоризненно.
Теперь уже старшие товарищи сверлили меня взглядами и видимо хотели каких-то моих объяснений, а еще лучше, оправданий. Товарищи надеялись на лучшее, верили в мою юношескую недалекость и не догоняли, что спрос в этом кабинете чинить будут не они. Что ж, взялся за грудь – говори что-нибудь. Пришло время включать гопника. Занятие для меня непривычное, крайне неприятное и даже классово чуждое, но деваться было некуда.
– Ты бы, гражданин Копылов, сбавил свой тон. Это раз. А что касается наших с тобой договоренностей, так ты их не выполнил. Это два. Вместо оговоренной отдельной квартиры, ты мне всучил барак в далекой жопе мира.
– И вообще, вы, граждане будущие уголовники, свой ордер на эту помойку сверните в трубочку, засуньте себе поглубже в задницы и проворачивайте его там до полного самоудовлетворения! – без малейшего почтения порекомендовал я старшим товарищам только что придуманный сексуальный изыск.
Партиец, подполковник и облпотребсоюзовец ошалело вытаращились на меня.
– Ребята, договор вы грубо нарушили и ровно потому я свободен от всех своих прежних обязательств перед вами. И будет лучше для всех, если сегодня мы воздержимся от излишнего словоблудия, – без эмоций высказался я, глядя в окно, – Давайте-ка, мы послушаем вот это! – нажал я клавишу на магнитофоне.
Из динамиков поперло колоритное совковое хамство руководящих товарищей Копылова и Герасина. Беззастенчиво и вполне открыто склонявших потерпевшего, то есть, меня, посредством прямых угроз к даче заведомо ложных показаний. С преступной целью освободить от уголовной ответственности младшего Гудошникова. Насильника и еще по совместительству, разбойника.
Старшие товарищи слушали аудиозапись с каменными лицами.
Когда катушка опустела и закрутилась вхолостую, я неспеша выключил аппарат и обратился к подполковнику советской милиции.
– Ну что, Петр Захарович, ты как считаешь, наберется здесь на 183 статью УК РСФСР? Я следователь хоть и совсем молодой, но думаю, что состава преступления здесь уже с запасом. Ты меня поправь, если я ошибаюсь!
Подполковник Герасин задумчиво молчал и с поправками не спешил.
– А, если еще бригада из Москвы начнет опрашивать подельников сынишки вон того мудака? – мотнул я головой в сторону Гудошникова, – Уж это сиженное быдло, со всей своей пролетарской ненавистью вас, сытых и чистеньких начальников вложит, и от этого только счастливо будет. Все это ты, подполковник, и без меня прекрасно знаешь. Потому, как им уже сейчас сидеть без Валентина Гудошникова скучно. А тут вдобавок к грабежу тем двоим еще и позорная 117-я групповая раскорячится. Со всеми для них вытекающими. С петушиным продолом и беспокойным сном на очке. И тогда вот его сынишку совсем скоро в приличном камерном обществе будут звать не Валентином, а Валентиной! – я неинтеллигентно ткнул пальцем в старшего Гудошникова.