Современная китайская проза
Шрифт:
Но Гэ отказался. Надев тюремную обувь, он встал, но зашатался и сел. Рана его снова закровоточила.
— Так. Садись на лошадь и поехали в санчасть.
— Нет. Извини, Лу, но…
— Быстро! Это приказ! — Лу разгорячился. — В Корее я выполнял твои приказы. А теперь ты будешь подчиняться мне.
— Подумай, что будет, если…
— Эх, дружище. Если мы и сейчас будем трусить, бояться ответственности… Поставь себя на мое место. И не спорь больше!
Лу Вэй помог Гэ выйти из палатки.
IV
Бушевала
Лу думал о себе, о старой дружбе, которой невозможно изменить. Сквозь метель трудно было что-нибудь разглядеть, но он заметил, что многие на строительном участке смотрят на них с удивлением. Когда подошли к красным флажкам, молодой охранник взял карабин на перевес:
— Стой!
— Это я. Ты что, не узнал? — Лу подошел поближе.
— Товарищ начальник? А кто… — Глаза охранника расширились от удивления.
— Это не преступник, — быстро сказал Лу. — Гэ Лин, начальник отдела исправительных лагерей.
— А почему на нем…
Лу с трудом зажег сигарету, затянулся.
— Товарищ Ян… Разве в наши дни легко отличить овцу от волка?
Солдат кивнул машинально, не отрывая глаз от серой фигуры на лошади.
Снег посыпал еще гуще. Глядя на непроницаемую белую стену, Гэ почему-то вспомнил о старосте. Предчувствие говорило ему, что их со стариком должно что-то связывать.
— Как зовут моего старосту? — спросил Гэ.
— Ма Юлинь, — несмотря на все усилия, сигарета у Лу потухла. Он бросил ее.
Имя прозвучало как удар. Но Гэ все не мог вспомнить ничего определенного.
— Он уже сидел, когда я приехал сюда из Кореи. Он командовал отрядом помещиков до революции. После победы пошел сюда по смертному приговору с отсрочкой. Потом ему дали пожизненное, потом еще сократили.
— Он из Хэбэя?! — Сердце Гэ забилось.
— Уезд Чанли. Восточный Хэбэй.
— Его отец, Ма… Байшу, был крупным помещиком, деспотом, приговорен к смерти во времена земельной реформы?
— Да! Ты что, его знаешь? — Лу взглянул вверх и остановился. — Где ты его встречал?
Гэ вспомнил, как 30 лет назад его отряд в деревне Мацзя привел в исполнение смертный приговор местному деспоту Ма. Чтобы отомстить за отца, сын собрал свою банду и напал на них.
— Чудовищно, — сказал Гэ. — Через тридцать лет в одной камере! Теперь нечему удивляться… А ведь это он ранил меня в ногу!.. Лу, дружище, что происходит?
Лу молча смотрел снизу.
Копыта застучали глухо по замерзшей земле. Заснеженная дорога была пустынной, уводила неведомо куда. Лу шагал задумавшись. Этот мерзавец получил прощение и должен быть тише воды, ниже травы. Как же он смеет? Но тут его осенило. Чжан Лунси! О, подлецы. Лу расстегнул верхние пуговицы шинели, снег охлаждал,
— Мерзавец. Рябой Чжан! Так раньше действовали в тюрьмах гоминьдановцы. На чьей он стороне? За кого он?
— Он всего лишь марионетка, — сказал Гэ. — Нитки дергает кто-то другой.
— Да, конечно… И нитка тянется до самого верха.
Они помолчали, словно прислушиваясь к завываниям ветра. Берега Хуанхэ в марте обычно уже зеленеют. Но в эту весну 1976-го здесь еще царила зима, и все было покрыто снегом.
— Жасмин! — громко закричал вдруг Гэ.
Оба поспешили вперед. Обычно они совсем не обращали внимания на цветы, но в этот день, среди снежной метели, цветок почему-то взволновал и обрадовал их.
Подойдя ближе, они увидели девушку, замотанную в толстый цветной шарф. Этот шарф и бросился им в глаза издали.
Девушка подняла руку, крикнула:
— Эй! Подождите! — и побежала.
Она была худенькой, невысокой. Запыхалась, но сразу видно было, что вынослива и здорова. Долгое путешествие, которое она, судя по всему, совершила, почти не оставило следов. Лу подумал, что девушка, скорее всего, из деревни, но, когда она стряхнула носовым платком снег, обнаружилась явно городская одежда. Короткое серое пальто, какие носят на юге, синие шерстяные брюки. Но больше всего поражали новенькие, насквозь промокшие кроссовки. Девушка хотела обратиться к сидящему на лошади Гэ, но серая форма и иероглифы на груди словно напугали ее, и она опустила голову. Потом внезапно повернулась к Лу:
— Скажите, пожалуйста… это лагерь Хэбин?
Лу Вэй кивнул.
— А вы?..
— Я… — девушка явно не знала, что делать, — я из Пекина. Приехала сюда, чтобы навестить одного… одного… заключенного! — выговорив наконец все это, она покраснела.
— Гм. Судя по говору, вы с юга. А из Пекина, наверное, проездом? — Лу стряхнул снег с ее плеч. — Тяжело добираться сюда в такую погоду.
Его неожиданное участие, добрые нотки произвели на девушку впечатление.
— Я гимнастка. Из команды с юго-запада, — заторопилась она, будто обрадовавшись. — Мы были на соревнованиях в Пекине, а сюда я заехала на обратном пути домой. — Скороговорка вдруг оборвалась. Девушка смотрела на незнакомцев, спохватившись, что сказала слишком много. Как она могла забыть, куда приехала! И что здесь нужно держать язык за зубами!
Глаза ее потемнели, наполнились слезами.
Лу поспешил сказать:
— Я знаю, к кому вы приехали.
Девушка молча смотрела на пожилого усатого мужчину. Пожалуй, он выглядел даже грубее, чем заключенный на лошади. «Это, наверное, тоже преступник, — подумала она. — Но откуда он может знать?»
— Вы приехали к Гао Синю.
Девушка была потрясена и только молча переводила взгляд с одного на другого.
— И я даже знаю, как вас зовут. Чжоу Ли, да?
— Да… — ей явно было приятно, — вы из того же лагеря, что и Гао Синь? Значит, он меня помнит? Что он говорил обо мне? Я послала восемь писем. А он не отвечает…