Современная проза Сингапура
Шрифт:
— Не пойму.
— Придет время, и ты поймешь. Ну какая тебе радость на мне жениться? А что ты сделаешь, если тебе возьмут и скажут — а ваша жена была проститутка?
— Не знаю. Пусть говорят. Мне наплевать.
— Нет, не наплевать. Я знаю.
— Все знаешь?
Люси невесело посмеялась.
— Все знаю. Ты забыл — у меня знаешь какой опыт!
Куан Мэн кивнул.
— Когда-нибудь ты еще мне скажешь спасибо, Мэн. Скажешь спасибо, что не вышла за тебя.
— Никогда.
— Вот увидишь.
— Может быть, ты все-таки подумаешь, Люси?
— Нет. Уже подумала.
— Тогда мне лучше уйти.
— Не
Люси потянула его к постели.
И в первый раз Куан Мэн провел с Люси всю ночь.
Глава 14
А через несколько дней Куан Мэну позвонил Хок Лай и сказал: как давно они не виделись и он надеется, что Куан Мэн не стал совсем уж бирюком. Надо общаться, жить-то с людьми, и пора Куан Мэну понять это — лучше будет. Хок Лай рассказал, что Порция скоро уезжает насовсем. Сейчас он собирается в дорогу, теплые вещи запасает — там же бывает холодно.
Сначала Куан Мэн хотел попросить, чтоб они от него отвязались. Ему хотелось одного — чтоб оставили его в покое. Но Хок Лай стал уговаривать съездить в Седили и приставал как с ножом к горлу. Лучше будет. Надо общаться. Сам Хок Лай недавно стал членом молодежной торговой палаты Сингапура. Еще он рассказал, что у него все очень серьезно с Сесилией Онг, и намекнул, что дело движется к свадьбе. Куан Мэну пришлось сказать, что раз так, то он поедет с ними в Седили, а Хок Лай пообещал все организовать.
В воскресенье они с утра выехали к Перешейку. Хок Лай заехал за Куан Мэном на черном «моррисе». Сесилия сидела на переднем сиденье рядом с ним, а Куан Мэн сел назад, к Анне.
— Как жизнь? — спросила Анна своим низким голосом.
— Не общается! — тут же встрял Хок Лай. — Совсем бирюком стал. Это очень плохо. Ты должна его вытащить на люди, Анна.
— Ты всегда отвечаешь за других? — строго спросила Анна.
Хок Лай засмеялся.
Сесилия хихикнула.
Проехали мимо бегов. Места недавнего триумфа. Машина плавно шла по городским улицам, а Куан Мэн смотрел на пешеходов, на людей, набившихся в автобусы, на все то человечество, которое не обладало машинами. Он явно оказался выше социальным рангом, чем они, будто и на него лег отблеск благосостояния владельца «морриса», будто он уже был приобщен к тайнам того мира, где люди ездят на машинах. Куан Мэн даже вроде жалел тех, у кого не было машин, жалел «других». Жалости хватило на поездку — как только он вышел из машины, он тут же превратился сам в одного из «других».
Миновали каменоломню, заброшенные, зарастающие каучуковые плантации, фабрики, английскую военно-морскую базу в Вудландсе. Машина круто свернула к Перешейку — узкой пуповине, соединившей Сингапур с Малаккским полуостровом.
Завершив пограничные формальности, Хок Лай не спеша повел машину из Джохора на Мерсинг. Тихую, пустоватую проселочную дорогу с двух сторон сдавили каучуковые плантации, простиравшиеся на целые мили. Мелькали бесконечные ровные ряды гевей, прямые тусклые стволы, высоко поднявшие густые кроны. На коре видны были скошенные рубцы — разрезы, сочащиеся белым латексом, собирающимся в толстые фаянсовые чашки, подвязанные проволокой к стволам. День и ночь стекала в них густая жидкость — кровь малайской экономики.
Плантации
Мимо мелькнул громадный рекламный плакат, требующий, чтобы пили кока-колу. В нескольких метрах за ним — другой плакат: пейте пепси-колу, установленный конкурирующей компанией. Битва безалкогольных американских гигантов в малайских джунглях. Сражались и конкурирующие нефтяные концерны: «Супер-Шелл», «Эссо-Экстра», «Калтекс»…
За Кота-Тингги им попалась группа индийских косарей, обкашивавших обочину проселка. Изогнутые паранги в их руках сверкали изящными дугами. Срезанная трава отлетала в сторону.
Свернули направо. К Седили — к Язон-заливу, как еще называлось это место. Кто такой, интересно, этот Язон? — подумал Куан Мэн. Явно не тот грек, который доставал золотое руно. Скорей, какой-нибудь инженер-строитель, колонизатор, хваставшийся потом в Лондоне, что он строил Империю. Впечатляющее выражение — строитель Империи, так чувствуется в нем марш через непроходимые джунгли, через которые продираются с парангом или, вернее, идут за отрядом туземцев, расчищающих парангами путь. Одно и то же. Или почти.
Джунгли по обе стороны дороги расчищали под посевы: невысокие, округлые, как женская грудь, холмы чернели пятнами выжженного леса, на дикой желтой земле валялись поваленные стволы. Высокие, обгорелые стволы торчали, как тотемные столбы. Пейзаж, оставляемый первопроходцами. Первопроходцы — и я, сложная натура, клерк в чертовом городе. Первопроходцы — простые люди.
На окраине деревни Куала-Седили дорогу переходила шумная стайка малайских школьниц в белой с красным школьной форме.
— Девочки, хотите — остановимся и вы попудрите носики? — предложил Хок Лай. — Тут есть кофейня.
— О'кей! — хихикнула Сесилия.
Девочка-яблочко, подумал Куан Мэн. Вечно хихикает.
— А ты, Мэн? — спросил Хок Лай.
— Нет, спасибо.
Остановились у низкого, длинного дома. Девушки сразу исчезли. Куан Мэн закурил сигарету и с наслаждением вытянул ноги. Он заказал большую бутылку пива, и они с Хок Лаем выпили ее.
Куала-Седили — маленькая деревня, в которой даже нет торговой улицы просто несколько лавчонок. Однолошадная деревушка, хотя, конечно, никаких лошадей в ней не было. И почему это в малайских деревнях не бывает лошадей? Их только и видно что на бегах. А в сельской местности одни буйволы. Но буйволы не скачут — сонно плетутся под горячим солнцем, часто роняя свои темно-зеленые лепешки.
Народу в кофейне было немного — сидели деревенские за своим черным кофе. В центре каждого столика стояла тарелка засохшего печенья под стеклянным колпаком от мух. До печенья никто не дотрагивался. Густая туча мух гудела над открытым мусорным ящиком у кофейни. Подъехал крестьянин на допотопном велосипеде, слез, прислонил его к столбу, вошел в кофейню. Возраст и непогода сделали неразличимым изначальный цвет велосипеда. Велосипед был ржавым, и малаец, приехавший на нем, тоже ржавого цвета. Высушенное, изможденное лицо и острые глаза. Такие глаза бывают у рыбаков они все время всматриваются в сверкающее под солнцем море.