Современная языковая ситуация и речевая культура: учебное пособие
Шрифт:
7. Определите проблему которой посвящена приведенная ниже публикация? Сформулируйте позицию автора. Согласны ли вы с ней? Сформулируйте свою точку зрения.
«Я иногда сам не понимаю этот птичий язык», – посетовал однажды Борис Немцов. Какие же трели озадачили первого вице-премьера? Оказывается, обыкновенный рабочий жаргон высшего российского законодательного органа, который мы, простые смертные, уже худо-бедно научились расшифровывать.
Ну неужели так сложно понять, о чем идет речь, если один политик (Жириновский) жалуется, что «его заказали»? Другой (Тулеев) уточняет: «трем киллерам». А все почему? «Потому что не делились», – объясняет третий, бывший
Сколько существует русский литературный язык, столько и ведется борьба за его чистоту. Это лингвистическое явление – пуризм – определяется как навязчивое стремление к очищению языка от иностранных, новых, просторечных и профессиональных слов. Наиболее известный русский пурист адмирал Шишков в прошлом веке предлагал заменить слово «галоши» на «мокроступы», а «театр» – на «позорище».
Но слова все равно брали, берем и брать будем. При Петре I – у немцев, при Александре I – у французов (панталоны, фрак, жилет), при Брежневе и Горбачеве – у англичан и американцев (шузы, трузера). Сейчас же пуристы могут быть довольны – слова мы теперь заимствуем у своих. И какие слова: авторитет, западло, беспредел, братки, качки, хороша, крутые, обищк, пахан, разборка, стрелка…
А что – язык у братков как язык, не лучше и не хуже любого другого. Подчиняется, как прочие наречия, определенным законам. Например, капусту полагается стричь, деньги – сшибать или отмывать, а бабки – отстегивать. При этом не всякое дерево в этом языке является зеленью. Только очень большое дерево.
Или возьмем глаголы движения: наехать — совсем не антоним слову отъехать. Первое возможно осуществить только в отношении другого лица (мафия наехала на коммерсантов), а второе – исключительно самостоятельно (ширанулся и медленно отъехал). При этом и то и другое не следует путать со словом съехать, которое употребляется в жесткой связке со словом крыша. Но не та крыша, что у НДР, а та, что на плечах.
Точно так же снимать — это вовсе не избавляться от одежды и даже не фотографировать, а обувать — вовсе не надевать ботинки на ногу. Потому как снимают обыкновенно телок, а обувают – лохов.
Справедливости ради надо отметить, что блатной и приблатненный жаргон – не единственный источник пополнения нынешней политической лексики. Слово компромат, например, переползло из профессионального жаргона разведки. Оно и неудивительно – если весомость компромата измеряется в чемоданах. <…>
Удивляться такому явлению в развитии языка не приходится. Негодовать бессмысленно. Бороться – все равно что переносить время восхода Солнца президентским указом. С кого делаем жизнь, у того и слова заимствуем. И, видимо, прав был Борис Березовский, который не так давно сказал: «Дистанция между политическими силами и
8. Определите, чем мотивировано использование субстандартной лексики в приведенных примерах из современной литературы.
Недвижка обломилась почти что на халяву. Раньше тут сидела типа редакции какого-то научного журнала – такие лохи, каких Вован раньше только по телеку видал, в кино «Девять дней одного года». Взял у них в субаренду закуточек скромненько так, по двести баксов за квадрат, а после кинул интеллигенцию – чихнуть не успела. Сделал их так, что любо-дорого. Чисто как в сказке: была у лоха избушка лубяная, да подсел на кидалово. Собрали редакторы-птеродакторы свои пишущие машинки с фикусами и, как говорится, отбыли в неизвестном направлении. Главный птеродактор (он же по совместительству – главный лох) зашел попрощаться. Вован немножко напрягся – думал, кошмарить станет. Но дедушка сказал только: «Вам, молодой человек, потом будет стыдно», – и почапал себе пешим строем. Чистый зоопарк, блин (Б. Акунин. Проблема 2000).
У гостя из Кельна были бесцветные глаза, длинные пегие патлы и неприятная борода веником. Носил он неказистый джинсовый костюмчик, вроде тех, какими у нас в секонд-хенде на Маросейке можно разжиться долларов по пять за штуку. Однако, несмотря на внешность и прикид бедного студента, Карлуша был отнюдь не студентом, а, напротив, главным редактором «Нойе Райнише Цайтунг» с четырехсоттысячным тиражом. Зарабатывая в год около двух миллионов дойчмарок, можно себе позволить не расчесывать бороду и носить жуткое барахло. Косить под бедных – новая мода для богатых (Л. Гурский. Спасти президента).
Тусовка – высшая форма жизни. Концерт в ночном клубе поднял Вазелину настроение, прочистил мозги. Деньги, конечно, небольшие, зато успех гарантирован. Публика вся его. Люди, которые балуются травкой, общаются в Интернете, презирают слюнявые обывательские ценности, обожают все, что круто и прикольно. Поколение Next (П. Дашкова. Вечная ночь).
В отсканированном виде фотографии выглядели еще более чудовищно, чем верстка. Одни замылены, на другие лезет зерно. Валера объясняет это тем, что было много старых, плохого качества снимков из семейного архива (И. Сорбатская. Литературная рабыня: будни и праздники).
Соседка подняла на Асю большие перламутровые глаза и покачала головой.
– Я не поняла, – сказала она. – Я многого сейчас не понимаю. У меня сын в десятом классе. Вы знаете, я почти не понимаю, что он говорит.
– Почему? – удивилась Ася.
– Потому что все не так, как говорили мы. Вы знаете такое слово «кадрить»?
– Знаю. Хорошее слово. Точное.
– Хорошее?…Я его не понимаю. Что это?
– Ну… Закидывать крючок… Заигрывать…
– Это понятно. Но какой там корень? Кадр?
– Пусть говорят, как хотят. Ничего ведь в этом нет плохого. Язык – организм живой.
– Организм… Язык – организм, – прошептала соседка. – Тоже не понимаю (Г. Щербакова. Романтики и реалисты).
Я лежу, делаю вид, что сплю, и слушаю, как шлифуют мои кости. Конечно, никакой я для отцов не пример. Не педагог, тем более не учитель. Но ведь я и не монстр, чтобы мною пугать. Я им не друг, не приятель, не старший товарищ и не клевый чувак. Я не начальник, я и не подчиненный. Я им не свой, но и не чужой. Я не затычка