Современные болгарские повести
Шрифт:
Проблема нового героя, который стоял бы вровень со своей эпохой, воплощал бы в своей деятельности и своих поступках прогрессивные тенденции времени, — это, как уже было отмечено выше, основная проблема социалистической литературы. Такой герой, естественно, не может не вступить в острейший конфликт с людьми, зараженными вирусом накопительства, воинствующего мещанства. И если в предыдущей повести Г. Мишева молодой герой просто уходит из неприемлемого для него круга людей, то герой повести Станислава Стратиева «Недолгое солнце» вступает с представителями этого круга в открытое единоборство. Трагический финал не означает поражения героя. Предельно заостряя ситуацию, писатель подчеркивает серьезную опасность социальных и нравственных недугов для современного общества, необходимость беспощадной борьбы с ними.
Характерно, что в двух рассмотренных повестях и многих других произведениях болгарской прозы 70-х годов именно выросшие в социалистической Болгарии молодые герои выступают против носителей буржуазной частнособственнической морали и против инертных представителей общества. Конечно, дело не в противопоставлении
Обостренным интересом к нравственным проблемам можно объяснить появление в 70-е годы большого числа прозаических произведений, в которых герои, просматривая всю пеструю цепь совершенных ими поступков, как бы подводят итоги своей жизни, оценивают свои успехи и поражения. Чаще всего такой самоанализ тесно сопряжен с оценкой значительных или рядовых общественных событий, с осознанием их роли в судьбе и духовной эволюции самого героя. В любом случае — это лирическое, субъективизированное осмысление процессов времени, главным образом нравственной динамики общества. Произведениям такого рода, как правило, свойственна особая исповедальность тона повествования, искренность, подчас жестокая по отношению к самому себе, философская умудренность. Герой этих произведений в большинстве случаев — творческая личность. Формирование его и утверждение как творца в окружающем его мире — это серьезная нравственная и философская проблема, во многом вбирающая в себя вопросы нравственного климата современного общества в целом. Произведения эти, хотя и очень разные по жанру, стилю, жизненному материалу, можно условно объединить в особую группу (автобиографическая проза Б. Райнова и его повесть «Черные лебеди», романы Д. Фучеджиева «Зеленая трава пустыни», Д. Асенова «Самый страшный грех», П. Вежинова «Маленькие семейные хроники» и др.). Во всех них в той или иной форме утверждается как главная заповедь творческой личности ее ответственность перед искусством, собственным талантом, обществом и историей. Нарушение этой заповеди ведет в конечном счете к творческом краху и жизненной трагедии.
Именно это, в сущности, и происходит с героем повести Эмилияна Станева «Барсук» художником Тасо. Повесть имеет несколько экспериментальный характер. Писатель ставит перед собой задачу исследования деградации художника как мастера и личности в результате предпосланной самому повествованию исключительной ситуации: Тасо, изъездивший мир и не нашедший ни в чем и нигде моральной опоры, полон скепсиса и иронии по отношению к себе и окружающим. Он с легкостью уступает написанные им картины другому художнику, которые тот выставляет как свои. Странный поступок, свидетельствующий о неуважении к собственному таланту, о неверии в искусство, в его нравственную и эстетическую роль. В результате внутренне опустошенный художник оказывается в творческом и жизненном тупике. На короткое время в нем вспыхивает надежда на то, что новое, необыкновенное, как ему вначале кажется, чувство к женщине возродит его, но эта надежда не оправдывается. Тасо — человек без корней, без нравственно-национальной опоры и ясных идеалов. Познав многое из противоречий современности, он сбился с пути, так как порвал связи с прошлым, с традициями.
Преемственность, историческое и культурное единство прошлого, настоящего и будущего — важнейший фактор развития искусства, особенно сейчас. Вторжение человека в космос и недра Земли, возникновение новых направлений в науке и целых наук, грандиозные общественные события и демографические взрывы иногда способствуют забвению непреходящих человеческих добродетелей, национальных ценностей, уроков истории. Опасность эта замечена и учтена болгарской современной прозой. Нравственной доминантой произведений многих писателей стало соотнесение явлений сегодняшнего дня с создававшимися веками духовными сокровищами нации. Так, для ряда талантливых писателей (Й. Радичков, И. Петров, В. Попов, Г. Мишев и др.), обратившихся в 60–70-е годы к деревенской теме, гибель старого патриархального мира неизбежна. Однако ясное понимание законов развития современного общества и сознательное отталкивание от таких тяжелых сторон вековой крестьянской доли, как нищета, невежество, предрассудки, а также рабская привязанность к земле, частнособственническая психология и пр., не исключают у писателей грустного сочувствия уходящему миру, лирической печали, ностальгии по навсегда исчезающему старому селу, с которым так или иначе кровно связан почти каждый болгарин, которое было колыбелью всего национального. Писателей тревожит, что вместе со многими уродливыми, косными сторонами старого мира исчезают или оказываются под угрозой исчезновения и те нравственные ценности, истоки которых коренятся в близости крестьян к природе, в воспитанном веками бережном отношении к ней. Глубоко лирическое, ассоциативно-метафорическое повествование в «Воспоминаниях о лошадях» Йордана Радичкова связывает воедино события четырех десятков лет, устанавливая преемственность и поверяя истинность сегодняшних добродетелей прошлым. Сложная поэтика писателя, насыщенная символикой, аллегорией, фантастическими элементами, ироническим подтекстом, ассоциациями, временными перебивами в композиции, оказывается необыкновенно подходящей для изображения ломки социальных устоев старого села и преобразований в психологии крестьянина — эпохи не устоявшихся еще норм жизни, «суматохи», как назвал один из своих рассказов и пьесу Й. Радичков. Главное для писателя — чтобы в этой жизненной «суматохе» не исчезло, не растворилось без следа в новых формах жизни то непреходящее,
У Павла Вежинова в повести «Измерения» связь поколений, культурно-историческая преемственность и проекция в будущее, вера в возможности духовных сил человека предстают совсем в ином свете. История (судьба бабушки — свидетельницы исторического народного восстания 1876 года, влияние ее необыкновенной натуры на формирование личности внука), настоящее, в котором герой хотя и добивается известных жизненных успехов, но не испытывает подлинного удовлетворения, и будущее (заложенные в человеческой личности, но лишь изредка проявляющиеся способности) выступают как необходимые этапы одного пути, пройти и осознать который предначертано герою и в конце которого он должен через страдание постичь главное — любовь и понимание близкого человека. И в этой повести, как и в некоторых предыдущих («Барьер», «Белый ящер»), П. Вежинов, используя приемы, граничащие с фантастикой, а в сущности — многозначные метафоры, ратует за гармоническую личность, сочетающую в себе рационализм и современный интеллект с богатой эмоциональной сферой, без которой немыслим ни один человек любой творческой профессии и вообще ни одна полноценная личность.
Рецептов создания нового героя, адекватного времени, нет. У каждого художника существует свой неповторимый подход к этой важнейшей проблеме любого искусства любой эпохи. Современные болгарские прозаики своими талантливыми произведениями на деле доказывают, что их концепции, их пути в литературе правомерны и перспективны.
Павел Вежинов
Измерения
До чего же трудно вглядываться в сумрак прошлого! Не раз задумывался я над тем, что оно такое — наш мир, действительно ли он существует. И понял, что сказать: «Конечно же, существует, хотя бы в памяти людей», — отнюдь не ответ. А память — что это такое? Неужто лишь тени, нетленные призраки, обитающие в наших усталых душах? Думать так — значит не иметь никакого понятия о природе вещей. Все в этом мире состоит из частиц или волн, что почти одно и то же. Даже сны, даже мечты. А память — просто небольшой механизм, как и все прочие, который запечатлевает бытие и сохраняет его в себе, вещественное и реальное. Наверное, невещественны лишь образы, которые она создает, они словно бы витают вне времени и пространства.
Но к чему вдаваться в ненужные рассуждения? Важно, что в это прошлое можно войти, словно в кинотеатр, по своему выбору и желанию. И выйти из него. Последние несколько месяцев я именно этим и занимаюсь. Я входил в него, выходил и опять возвращался. Меня хлестали дожди, пули свистели в ушах, я чувствовал во рту сырой вкус крови, такой свежий и сильный, словно она лилась на самом деле. Вначале меня это потрясало. Откуда я мог знать о том, чего никогда не было в моих ощущениях? Потом я понял, привык. Спокойно садился на придорожные камни, отмерявшие неизмеримое. Я не знаю, что такое время, и никто не знает. Но теперь я думаю, что именно оно делает вещи реальными, вводя их в фокус наших ощущений. Или связывая их в единый процесс, у которого доказана только одна из его сущностей — изменение. Вот в чем узел всех проблем. О прошлом можно сказать, что оно, по крайней мере, содержится в нас самих. А будущее? Что оно такое? Существует ли оно реально? В нас или вне нас? А может, оно всего лишь возможная и вероятная проекция нашего настоящего?
В сущности, это рассказ об одной старой женщине, объединившей в себе все три лика времени. Во всяком случае, мне так кажется. Женщину эту я знал очень хорошо, потому что она — моя собственная бабушка. И я очень похож на нее, даже внешне. Если она — мое прошлое, то я — ее будущее, по крайней мере до сего дня. Несмотря на то что ее давно нет в живых.
Но начнем с начала. Когда после разгрома Апрельского восстания орды Хафиз-паши ворвались в Панагюриште, бабушке моей было около восемнадцати, а деду Манолу — тридцать два. В те времена такая разница в возрасте мужа и жены была редкостью. К тому же дед женился на бабушке уже вдовцом. Он и сейчас как живой стоит у меня перед глазами, хотя и погиб за полгода до рождения моего отца. Это был громадный человечище, пожалуй, самый высокий из «гугов», как тогда называли всех мужчин в нашем роду. Обращаясь к прошлому, люди обычно не вспоминают красок. Но я вижу деда словно на красочной картинке. Особенно поражала меня его алая феска с длинной черной кистью. И не только поражала, но даже слегка возмущала. Чтобы член революционной организации, личный друг Бенковского [2] разгуливал в турецкой феске в самый канун восстания — этого я просто не мог понять. Но бабушка говорила, что носил он ее нарочно, чтобы позлить турок. Такой красивой, дорогой фески, купленной, наверное, в самом Стамбуле, не было даже у пловдивского вали [3] . Темно-вишневый сюртук, застегнутый сверху донизу, узкие брюки, венгерские сапожки. Так он выглядит на снимке, сделанном в Гюргеве, в Румынии. Цвета, разумеется, запомнила бабушка и не забывала до самой своей смерти.
2
Бенковский Георгий (1841 или 1844–1876) — видный деятель болгарского национально-освободительного движения, один из вождей Апрельского восстания 1876 г. (Здесь и далее — примечания переводчиков).
3
Вали — губернатор провинции — вилайета (тур.).