Современный Американский детектив
Шрифт:
Я не стал настаивать. Мимо нас то и дело сновали сестры. Они уже познакомились с миссис Чалмерс и теперь приветливо кивали ей, вопросительно косясь на ее горящие черные глаза. Глубоко вздохнув, она взяла себя в руки.
— Я требую, чтоб вы сказали, где нашли Ника. Если тут какая-то грязная игра…
— На вашем месте я не стал бы кидаться такими обвинениями, миссис Чалмерс, — оборвал я ее.
— Что вы этим хотите сказать?
— Давайте пройдемся немного, — и, завернув за угол, мы удалились в пустой вестибюль и стали ходить взад-вперед
— Вы верите, что Ник ее убил?
— Видите ли, у меня есть на этот счет другие предположения. Но я пока не сообщал о них полиции. Надеюсь, вы понимаете почему.
— Значит, вы никому, кроме меня, ничего не рассказывали?
— Пока нет.
Она оттолкнулась от стены обеими руками и выпрямилась.
— Давайте пока оставим все, как есть. Не говорите ничего Джону Тратвеллу — он злится на Ника из-за дочки. И мужу моему ничего не говорите. Он и так извелся, а этого и вовсе не перенесет.
— А вы перенесете?
— У меня нет иного выхода. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Вы сказали, что у вас есть и другие предположения.
— Да, и вот вам первое: преступник воспользовался вашим сыном в своих целях. К примеру, убийца нашел его в бессознательном состоянии и подкинул в гараж Трасков. Но в этой версии полицию будет не так-то легко убедить.
— Неужели обязательно нужно посвящать полицию?
— Полиция и без того посвящена. Сейчас для нас важнее всего решить другую проблему: насколько мы можем перед ними раскрыться. И на этот счет следует посоветоваться с адвокатом. Я и так рискую головой.
Моя судьба ее нисколько не волновала.
— Ну, а другие предположения?
— Могу выдвинуть еще одно. Мы сейчас к нему перейдем. — Я вынул из бумажника записку, выпавшую из кармана Ника. — Это почерк Ника?
Она подошла к свету:
— Да, Ника. Значит, все-таки виноват он?
Я отобрал у нее записку.
— Значит, ему кажется, что он в чем-товиноват, — только и всего. Может быть, он случайно обнаружил труп миссис Траск и его охватило чувство вины. Вот вам моя вторая версия.
Правда, я не психиатр, и поэтому мне, с вашего разрешения, хотелось бы об этом поговорить с доктором Смизерэмом.
— Нет, нет, никому ни слова — даже доктору Смизерэму.
— Вы ему не доверяете?
— Он и так слишком много знает о моем сыне, — и, наклонившись ко мне, настойчиво повторила: — Нельзя доверять никому, неужели вам это непонятно?
— Нет, — сказал я. — Непонятно. Мне кажется, наступил такой момент, когда всем, кто несет ответственность за Ника, не мешало бы откровенно поговорить друг с другом. Политика замалчивания ни к чему хорошему нас не привела.
Она посмотрела на меня недоверчиво:
— Вам
— Видите ли, у меня не было времени ни полюбить его, ни узнать поближе. Просто я чувствую ответственность за него. Надеюсь, и вы тоже.
— Я его обожаю.
— А не слишком ли вы его обожаете? Мне кажется, пытаясь оградить его от всего на свете, вы с мужем сослужили ему плохую службу. И потом, если окажется, что он убил хотя бы одного человека, я не стану ничего скрывать.
Она смиренно покачала головой.
— Вы не знаете обстоятельств дела.
— Что ж, просветите меня.
— Не могу.
— А ведь тем самым вы сберегли бы время и деньги, миссис Чалмерс. Не говоря уже о рассудке сына, а может, и его жизни.
— Доктор Смизерэм говорит, что жизни Ника ничто не угрожает.
— Доктор Смизерэм не говорил с теми людьми, с которыми говорил я. За пятнадцать лет произошло три убийства.
— Молчите, — сказала она отчаянным шепотом и затравленно огляделась по сторонам. Тень на стене искажала ее движения. Чем-то, несмотря на всю свою женственность и элегантность, она напомнила мне Рэнди Шеперда.
— Не стану я молчать, — сказал я. — Вы так давно живете в страхе, что потеряли чувство реальности. Как я уже сказал, убиты три человека. Есть все основания полагать, что убийства связаны между собой. Я не говорю, что всех троих убил Ник. Возможно, он вообще никого не убивал.
Она горько покачала головой.
Я продолжал:
— Даже если он и прикончил того типа у железнодорожных складов, это еще не убийство. Он защищался от похитителя, от вооруженного преступника Элдона Свейна, разыскиваемого полицией. Я представляю себе эту сцену так: Свейн накинулся на вашего сына, мальчик выхватил у него револьвер и выстрелил ему в грудь.
— Откуда вам все известно? — изумленно посмотрела она на меня.
— Мне известно далеко не все. Я восстановил эту сцену, отчасти со слов самого Ника. К тому же мне сегодня удалось поговорить со старым мошенником Рэнди Шепердом. Если верить ему, он прибыл в Пасифик-Пойнт вместе с Элдоном Свейном, но, узнав, что Свейн собирается похитить вашего сына, дал деру.
— Но почему он выбрал нашего сына? — выспрашивала она.
— Пока не выяснил. Подозреваю, что на самом деле Рэнди Шеперд играет гораздо более важную роль в этой истории. Он так или иначе был замешан во всех трех убийствах. Сидней Хэрроу был дружком Шеперда, и именно Шеперд подбил Джин Траск снова начать поиски отца.
— Отца?
— Ну да. Элдон Свейн — отец Джин Траск.
— И вы говорите, что этот тип, Свейн, был вооружен?
— Да. Нам известно, что его убили из того же револьвера, что и Сиднея Хэрроу. Все это заставляет меня сомневаться в том, что Ник убил Хэрроу. Он не смог бы прятать револьвер пятнадцать лет.
— Нет, конечно. — Ее горящие, немигающие, как у ястреба, глаза смотрели куда-то вдаль — казалось, она пытается охватить взглядом все эти долгие годы. — Конечно нет, — сказала она наконец.