Современный чехословацкий детектив
Шрифт:
— Спасибо, — сказала Геда.
Богунка опять все выпила, но это ее нимало не смутило, и она снова сама себя обслужила.
Геда виновато на меня покосилась. Так, чтобы не заметил Славик. Но тот как раз рассеянно взглянул на жену, которая, видно, решила испытать на себе, что такое белая горячка.
— Не пей столько, Бодя…
— Заткнись, — ответила Бодя вежливо.
Славик откашлялся и устремил пламенный взгляд на Геду.
— Вы сможете приступить с первого? Думаю, сможете.
— Да, — кивнула Геда, — я уже говорила об этом с моей начальницей.
— Я
— Это не всегда верно, — вмешался я в беседу: надо же хоть как-то проявить себя в Гедином салоне, а сейчас мне как раз показалось, что разговор приобретает отвлеченный метафизический характер.
— Всегда, — горячо сказал Славик и засмеялся. — Всегда, Честик. Знаешь, — провозгласил он, — есть старая пословица: семь раз отмерь, один раз отрежь.
— Кто здесь кого будет резать? — сострила Бодя.
Засмеялась только хозяйка.
— Хочешь еще? — подмигнула Геда Богунке и взяла бутылку.
— Обожди, — сказала Бодя, — я сама. Ты мне нальешь мало, и я потом буду все время подливать, а все подумают, что я алкого-голик. — И она снова икнула.
Славик почему-то не обратил на это внимания и взял Геду за руку. Это было нетрудно, потому что сидели они друг напротив друга, а бутылкой, игнорируя общество, завладела Богунка.
— Как раз с первого у нас добавляется восемь страниц. Большие возможности для новых замыслов.
— Меня это радует. — Геда легонько высвободила свою руку.
— А что будет на этих восьми страницах? — спросил я. — Какие жанры?
— Ну, — улыбнулся Славик, — ты, к примеру, что у нас любишь читать больше всего?
Искренний мой ответ звучал бы — «ничего», но причин для конфликта не было никаких, да я и не очень-то к нему стремился.
— Все подряд, — выпалил я, — вот сейчас в трамвае я как раз читал статью Гертнера о фестивалях.
— А-а, — сказал Славик, — но это не последний номер. Это было неделю назад.
— Гертнер, — скривилась презрительно Богунка, — суслик — вот он кто.
— Конечно, — снисходительно согласился Славик, — но…
— Какие еще «но»! — Бодя явно рассердилась. — Если я говорю, что он суслик, значит, суслик, и Геда это подтвердит. Правда, Геда?
— Ну да, — улыбнулась моя бывшая жена.
— Но это еще не значит, что тебе надо так много пить, — отечески сказал Славик, пытаясь отобрать у Богунки очередную рюмку. Но он потерпел неудачу.
— Отстань! Суслик бы этого не посмел!
— Но я-то не суслик. — Славик элегантно сдвинул густые брови. — И сколько можно тебе повторять, что…
Я слышал только начало семейной сцены, потому что от продолжения меня отвлек Гедин шепот:
— Подождем, пока они выкатятся. Я должна тебе кое-что рассказать об алиби Бонди. А днем я брала интервью у Пилата. Узнала кое-что интересное…
28
Голова у меня раскалывалась, и я просто мечтал о воде. Об обычной, лучше всего ледяной и кристально
Прежде всего я жадно напился, а потом уже с ужасом взглянул на будильник, который вчера вечером, а точнее, сегодня утром забыл в ванной. Здорово же я поспал. Сейчас четверг, половина одиннадцатого… Но то, зачем Геда позвала меня и что она не хотела говорить по телефону, я прекрасно помнил. В первый раз она позвонила мне вчера после того, как рассталась с Милонем. Но не застала меня дома. Милонь пригласил ее пообедать в «Палас-отеле» и был, как обычно, весьма общителен. Первая новость, которую я услышал от Геды, меня, к явному ее неудовольствию, не шокировала. Известие касалось алиби Пилата и Колды на субботний вечер. Я честно объявил Геде, что знаю обо всем от Богоуша, рассказ которого подтвердил капитан.
— Ну ладно, — кивнула Геда, — а о том, что Зузане кто-то угрожал, ты тоже слышал?
— Нет, — сказал я.
Что-то было все-таки в этой болтовне Пилата в понедельник в «Ротонде», но он был пьяный и не хотел говорить ничего определенного, так что я имел все основания считать — как оказалось, абсолютно ошибочно, — что Милонь ничего не знает.
Утолив жажду, я залез под душ. Под холодный душ: хотя я никогда не считал себя моржом, это сейчас был единственный выход.
Пилат, так же как и Зузанка, ездил в Либерец. И он рассказал Геде о том самом воскресенье, о котором я слышал от Добеша и Богоуша Колды. Да только то, что рассказывал Милонь, было наверняка не известно ни Колде, ни Добешу.
Я вытерся, причесался, почистил зубы — и при всех этих манипуляциях, к сожалению, видел себя в зеркале. Красные глаза, помятая физиономия и щетина, покрывшая подбородок. Надо обязательно побриться… И я, конечно, порежусь, потому что бритва новая, а кожа У меня после пьянки всегда приобретает особую чувствительность.
Зузана якобы призналась Милоню, что она все время боится. Что ей кто-то угрожает. Романтик Милонь доверительно поведал Геде, что эти угрозы имели, скорее всего, эротический характер, и тактично намекнул, что подозревает мою скромную персону.
— Что ты на это скажешь?
— Геда, — в порыве откровенности я взял свою бывшую жену за руки, — верь мне, это не я. Ты же меня знаешь!
— Я тоже думаю, — тихо сказала Геда, — что это не ты.
— Но постой, — осенило меня, — если Зузана открылась Пилату именно в Либерце… и если она была, как утверждает Пилат, взволнована, то не был ли это кто-то из тех, кто ездил с ней в Либерец?
— Гм, — сказала Геда, — итак, продолжаю. Я знаю об алиби Бонди, об этой самой «Акции „Дог"». — Она усмехнулась. — Далее. Заграничный контракт в «Прагоконцерте». Зузана его вначале подписала — на полгода, — но в тот понедельник, когда вернулась из Либерца, отправилась в «Прагоконцерт» и расторгла договор. Это еще можно было сделать, потому что его не успели отослать.