Современный Евгений Онегин
Шрифт:
Последним барьером, который любой автор преодолевает на заключительной стадии создания своего произведения, является редакционно-издательский барьер. Я ненавижу этот барьер, потому что ненавижу почти всех редакторов. Многие из них – прямые наследники и выкормыши цензурного цеха советской эпохи. Почти все они самодовольны, чванливы и непреклонны. Некоторые из них просто глупы, но они вполне осознают свое организационное превосходство над автором, и пытаются навязать ему разные идейки из своего нелепого идеологического арсенала. Обширные исправления, сокращения или дополнения текста – это лишь малая часть того, к чему они способны принудить неопытного литератора. Такие редакторы всегда напоминали мне садистов в области литературы. Но есть и совершенно неприступные редакторы, особенно если редакторский титул дополняет определение – главный. «Главные» подобны пастухам, пасущим только своё литературное стадо. Для них все авторы четко поделены
И всё же свою «объяснительную записку» я хотел бы закончить более мажорным тоном. Интертекстуальная травестия, которой я занимался в течение довольно длительного времени, подвела меня даже к историко-философским обобщениям и позволила подтвердить важное, хотя и не слишком оригинальное положение: в истории, как и в жизни, все повторяется – характеры и судьбы людей, события, происходящие в мире, и причины, вызывающие эти события. Современное российское общество, образовавшееся в результате радикальных реформ 1990-х и «нулевых» годов, в принципе, если говорить о его социальной структуре, не так уж сильно отличается от того общества, в котором жил А.С. Пушкин. Исторических параллелей и точек соприкосновения между ними можно выявить немало. Прочитайте, к примеру, замечательную книгу побывавшего в Российской империи маркиза А. Де Кюстина «Россия в 1839 году», и, если вы будете читать ее непредвзято, внимательно и вдумчиво, у вас не останется никаких сомнений на этот счет. Поэтому появление в России в начале ХХI в. «лишних людей», равно как и появление в ней политически худосочной либеральной оппозиции, напоминающей чем-то движение декабристов начала ХIХ в. – скорее, закономерность, чем дело случая. А там, глядишь, появятся и новые разночинцы, окрепнет и наберется политической мудрости пролетариат, всколыхнут страну бесчинства восточных мигрантов (экспортируемое к нам «национально-освободительное движение») – вот вам и предпосылки для новой революции. Все это вполне предсказуемые и допустимые вещи.
Могу предполагать, что, познакомившись с содержанием создаваемой на таких принципах пародии, кое-кто из редакторов и литературных критиков захочет представить мою персону в образе политического агитатора. Это – полнейшая глупость, господа! Я всего лишь историк, а пародия, представленная вашему вниманию, – литературное, а не политическое сочинение. К тому же я старался написать ее как можно правдивее, проще и понятнее для всех, используя преимущественно историко-бытовой, а не абстрактно-философский и идеологический материал.
Поэтому мне представляется уместным закончить эту «объяснительную записку» так же, как постоянно недовольный собой, склонный к эпатажу и идейным метаниям М.Ю. Лермонтов заканчивал предисловие к роману «Герой нашего времени»: «Довольно людей кормили сластями: у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! Ему просто было весело рисовать современного человека, каким он его понимает и, к его и нашему несчастию, слишком часто встречал. Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить – это уж бог знает!» В этом я с Михаилом Юрьевичем полностью согласен.
12.09.2017 Москва
Современный Евгений Онегин
(роман в стихах из эпохи горбачевской перестройки)
Процесс пошел.
Вступление