Современный греческий детектив
Шрифт:
Больше всего мы, наверно, повеселились в комнате смеха. Видеть свое изображение в кривых зеркалах необычайно смешно. До сих пор мне случалось видеть свое лицо в кривом зеркале лишь раз или два. Когда переходил улицу. Иногда такие зеркала ставят у витрин магазинов, чтобы привлечь покупателей… А тут я оказался в помещении, где на всех стенах висели кривые зеркала. Мои глаза, губы, руки — все причудливо деформировалось и было каким-то чудовищным, абсурдным. Парень из кафе «Спорт» стоял рядом со мной, и наши лица в зеркалах то соприкасались, то как бы сливались в одно.
Дом
Когда на пустыре открыли луна-парк, то дирекция решила — и вполне резонно — устроить в заброшенном табачном складе дом ужасов. Я раньше бывал в подобных заведениях. Парень сказал, что ему тоже приходилось бывать, раз или два, правда очень давно. Но в каждом доме ужасов свои ужасы. Я с нетерпением ждал, когда подойдет наша очередь, ждал с детским любопытством, волнением и каким-то необъяснимым страхом.
Переступив порог дома ужасов, мы ничего не увидели: вокруг была непроглядная темень. Я даже заволновался. Не потому, разумеется, что с нами здесь могла стрястись какая-то беда, а потому, что парню в этой кромешной тьме было легче улизнуть. Правда, у меня в кармане был фонарик, маленький такой, но довольно мощный. Но глупо было рассчитывать на один фонарик. В домах ужасов обычно бывает столько закоулков, и если парень бросится бежать… Неоправданное безрассудство с моей стороны тащиться с ним в это мрачное заведение. Мы продвигались в помещении, где не было ни щелочки, откуда бы проникал свет.
Одна надежда — на агента: он не стал заходить в дом ужасов. Это был единственный случай, когда он не пошел за нами. Пока мы стояли в очереди за билетами, агент прогуливался неподалеку. Он бросил на меня быстрый выразительный взгляд, как бы говоря: «Я буду сторожить у выхода». Хорошо, что он так решил. Если бы я вдруг потерял парня в темноте, агент непременно задержал бы его при выходе.
Вскоре началось такое, от чего волосы становились дыбом. Двери открывались и закрывались с таким грохотом, словно мы находились в эпицентре землетрясения. Какие-то жуткие привидения возникали перед нами во вспышках ослепительного света и опять исчезали во тьме. Звучали выстрелы, слышались сдавленные крики людей, которых то ли режут, то ли душат. Где-то совсем рядом выли собаки. То справа, то слева гремели взрывы. Неистовый ветер налетал на нас с такой силой, что мы еле держались на ногах и хватались за стены, переходя из помещения в помещение, с этажа на этаж, от одной неожиданности к другой.
Внезапно произошла еще одна неожиданность — исчезла музыка. Да-да, в доме ужасов была музыка. Я забыл об этом сказать. Ее изрыгали расставленные в разных местах динамики. Музыка, видимо, была призвана усиливать у посетителей ощущение страха и беспомощности. Как музыка в фильмах ужасов. Да-да, что-то в этом роде.
Эта музыка сопровождала нас с первой минуты. Так вот, когда она вдруг прекратилась, я подумал, что это или пауза перед кульминацией жуткого спектакля, или обрыв пленки на магнитофоне.
— Просим уважаемых посетителей поторопиться к выходу! В стене дома обнаружена трещина! С минуты на минуту дом может рухнуть!
Первая реакция — молчание. Затем нервный смех, в основном женский.
— Не очень-то остроумно! — сказал кто-то невидимый в темноте.
— А если у кого сердце пошаливает, — проговорил другой голос. — Нашли чем шутить!
— Не преувеличивай, дружище, — опять отозвался кто-то, видимо первый. — Ситуация не так уж трагична. Разве мы не в доме ужасов? Все идет строго по сценарию!
— Сохраняйте спокойствие! — опять раздался голос из громкоговорителя. — Организованно проходите к выходу!
Конечно, я, да, наверно, и остальные в группе (всего, как я быстренько прикинул, когда мы заходили, было человек десять-одиннадцать) тоже считали, что все это выдумка. «А вдруг правда?» — мелькнула мысль.
После второго предупреждения опять раздался взрыв смеха. Впрочем, наш оптимизм быстро иссяк. Раздался грохот, похожий на землетрясение или подземный взрыв, и нас накрыло облако пыли. Многие стали кашлять. Опять подул сильный ветер. Этого было больше чем достаточно, чтобы вывести из равновесия даже самых хладнокровных и храбрых. В наших нестройных рядах началась паника.
— Это не фокус! — услышал я голос парня. — Но где выход?!
Сначала короткие вспышки показывали направление в лабиринте, теперь же нас окружала непроглядная тьма. Мы сбились в кучу, бросились направо, затем налево, не зная, удастся ли нам вырваться из этой ловушки, или же дом ужасов обрушится и погребет нас под сгнившими досками, кирпичами и штукатуркой.
— Я задыхаюсь, — прошептал парень. — Что-то сдавило грудь.
Услышав его голос, я немного успокоился. Значит, в этой неразберихе он пока рядом со мной. А на выходе караулит наш человек.
— Последнее предупреждение! — раздался голос из громкоговорителя. — Просим уважаемых посетителей больше не задерживаться и как можно скорее покинуть здание! Трещина быстро увеличивается, и дом вот-вот рухнет!
Дети стали всхлипывать. Заплакали женщины. Вокруг раздавались какие-то странные звуки: нервные возгласы и плач тотчас подхватывало и усиливало эхо — этот эффект в доме ужасов, видимо, создавала стереофоническая аппаратура. Где уж тут было понять, то ли мы в самом деле продвигаемся к выходу, то ли топчемся на одном месте.
— Боюсь, нам не выйти отсюда, — сказал парень из кафе «Спорт» и взял меня за руку. — Это твоя рука?
— Как ни странно, моя.
Наши пальцы сцепились, и теперь мы шли, держась за руки, как дети, заблудившиеся в большом темном лесу.
— Если эта экскурсия — последняя в нашей жизни, — прошептал парень, — я хочу, чтобы ты знал: сегодня с тобой мне было хорошо. Спасибо тебе!
Он тяжело дышал мне в лицо, и, сам не знаю отчего, я ощутил комок в горле. Я не понимал, что со мной происходит. В горле застрял какой-то необычный комок. Но это длилось всего несколько секунд.