Современный грузинский рассказ
Шрифт:
— «Голубые мосты», батоно Важа, принес вам, прочтете, надеюсь…
— Обязательно…
— Прочтете, это точно?
— Прочту — куда денусь… Передай Шота, чтоб завтра же провел обсуждение, хотя нет — Шота в отъезде, кажется… Хотел бы я знать, где его вечно носит?..
— До пятнадцатого в командировке… — сообщил сотрудник в пальто из синтетики.
— Куда это годится!.. Ладно, поручим Како…
— Како в отпуске… — напомнил тот, что был в каракулевой шапке.
— В отпуске?.. Отлично… Десятого, значит? — Директор глянул на календарь.
— До одиннадцатого, — уточнил мужчина в каракулевой шапке.
— Так надо поторопить его,
— Большое спасибо, батоно Важа…
— Постой минутку… — Директор придвинул к себе телефон, набрал номер. — Алло, алло, это ты? Да… Порто киро в рико… моче чехешь ледмик. Да, да, горго сову, сову чорго бирбинайме. Придет к тебе сейчас… Да, рого чехешь махра хопхи, понятно? Прекрасно… — Директор положил трубку и сказал Сосо, что все в порядке, указания даны, и он может идти, свободен.
— Большое вам спасибо, батоно Важа! — Сосо вышел.
С. Анч-дзе отсчитал двери, остановился у четвертой, вернулся на одну назад и вошел в третью.
В комнате один-одинешенек стоял у окна Васо Чорголашвили.
— Он говорил с вами, да? — спросил его С. Анч-дзе.
— Кто?
— Директор.
— В глаза его не видел…
— Не в глаза, а по телефону, звонил ведь…
— По телефону?.. Мне он не звонил.
— Как же так?
— А так вот… Мне не звонил, звонил другому, но все ясно, обсудим мы эти твои — как они там?.. Но почему он Како не поручил?
— Како считается в отпуске…
— В каком отпуске! Целыми днями тут околачивается… Кто еще читал?
— Какауридзе взял читать, Бела прочла половину… Половину я этим утром передал Самхарадзе, а вторую половину читал Шукри, Боря просматривал первую половину… От Евгения Гамреклидзе у меня письменное заключение, Отару Зедгенидзе понравились…
— Оставь ты этого Отара Зедгенидзе, при чем тут Отар Зедгенидзе? Конечно, будет хвалить, с какой стати ему обижать тебя… Что, он ответственность несет или свое мнение изменить не решится в случае чего… Нам за наши слова и речи деньги платят. Наши слова записываются… Не все обстоит так, как ты полагаешь… Иди, проследи за своим делом, может, уговоришь кого прочесть…
— Хорошо… Еще раз обойду всех, всего доброго, батоно Васо, спасибо вам…
— Всего, всего… — пробормотал Васо Чорголашвили и взглянул на небо. По небу тонкой дымкой стлалось облако. Сквозь прозрачное облако просверкивал пассажирский самолет. Самолет взмывал все выше, летел прямо на Васо Чорголашвили, становясь все меньше, и незаметно исчезал, как время, как невозвратное прошлое. Васо вспоминались лучшие годы жизни, проведенные в этих комнатах, вырисовывались контуры грядущих тоскливо-скучных, безрадостных дней, которые еще предстояло провести в них.
Несмотря ни на что, обсуждение состоялось. Собралось человек пять, а потом, кряхтя и вздыхая, пришел и Како, вечером он уезжал в Адлер и задержался здесь, как заявил сам, из уважения к С. Анч-дзе, только лишь ради него.
— Имеется один письменный отзыв, а вы, шесть полноправных членов, изволите присутствовать лично, — сказал Васо. — Так что можем приступить к обсуждению.
— Откуда шесть, пятеро нас, — заупрямился Како.
— А себя не считаешь?! — разозлился Васо.
— А почему должен считать, он в отпуске… — проговорил Самхарадзе.
— Да, шестеро нас, оказывается, прошу прощения, — извинился Како и достал из кармана сложенный вдвое лист бумаги.
Вошла
Васо Чорголашвили надел очки и взял послание Евгения Гамреклидзе.
— Получено письменное заключение Евгения Гамреклидзе, — сказал Васо, разделив фамилию Гамреклидзе на три части, — я зачитаю его отзыв:
— «Внимательно ознакомился с «Зелеными мостами» Сосо Анчбадзе и Маквалы Баркадзе…»
Здесь ошибка, должно быть: «Голубыми…», — вставил от себя Васо и продолжал:
— «…должен заявить, что в основном я согласен с многими выступавшими здесь товарищами и поддерживаю их…»
— А заключение-то в конце обсуждения надо было зачитать, — заметил Какауридзе.
— Не перебивайте, товарищи, имейте терпение… Какое имеет значение, в начале огласим или в конце… — заявил Васо и, прокашлявшись, продолжал:
— «…Название не выражает, правда, идейного замысла произведения, но сами мосты указывают на безмостность и безголубизность человеческих страстей, характеров и устремлений. Сам по себе голубой цвет не определяет ни компонентов названия, ни формальную сторону явления, но повторяю, что название соответствует как сути предлагаемого действия, так и его фундаментальному определению и расчету, хотя, с точки зрения сметы, кажется, не все в порядке, но это дело специалистов. Мне очень понравились имена действующих лиц: Мераби, Гиго, Како, Шако, Шалико, Нико, Сико, Тико, Бичико, Григоли, Эрмилэ, Павле, Савле, Гиорги, Николоз, Александре, Хомерики, Мзия, Тина, Тритинна, Тиа, Тинибеги и другие. Имена, так же как и чертеж поперечного среза, расположены в одной плоскости и отлично гармонируют как с естественным освещением местоположения, так и с пространством, безмостностью, безруслостью и ирригационными сооружениями вообще. Как я уже отмечал выше, упомянутые авторы не замыкаются в узких социально-национальных границах, сами же границы указывают порой умышленно, иногда случайно на безграничность, безнадежность, безмостность и так далее. На основе приведенных нами примеров можем сделать вывод, что простота основного положения, единство места и времени и даже цельность не определяют только лишь эмоциональную значимость «Голубых мостов» как таковых. Лично я, разделяя общее положение в целом, частное — в общем, в отдельных частях согласен и поддерживаю вытекающие из общей арифметики выводы, следующие из высказанных здесь предложений…
С уважением Евгений Гамреклидзе».
— Все… — закончил Васо и передал бумаги Тине. Тина положила лист в папку.
Васо спросил:
— Кто желает высказаться?
— А чего еще высказываться, что тут добавишь, — возразил Боря.
— Что вы изволили заметить?
— Ничего особенного…
— Тогда начинайте.
— Я?!
— Да, вы!
Боря сидел, развалясь в кресле, удобно положив руку на подоконник, и с большим вниманием глядел на председателя.
Больших надежд на Гамреклидзе он никогда не возлагал, но что в такое безвыходное положение попадет из-за него, никак не ожидал. Он думал ограничиться разговором главным образом о названии, но, подумав, отказался выступать первым, ссылаясь на то, что две недели отсутствовал, и, если можно, выскажется последним, попозже сообщит свое мнение.
— Кто в таком случае начнет? Кто-то все равно должен начать…
— Я начну. Спешу, мне ехать надо, — откликнулся на призыв сидевший в углу Како и настаивавший до заседания, что их пятеро.