Современный грузинский рассказ
Шрифт:
— Шукри говорит, что ему Бела передала, а Отар уверяет, что он дал Шукри…
— Нет, батоно, Шукри я отдал, собственноручно…
— Вот этот?
— Ну-ка, покажи… — Васо взял рукопись, прищурился, отставил страницы, как мог дальше, чтобы хоть заголовки разобрать. — Нет, не мой экземпляр, — сказал он наконец. — Я исчеркал красным карандашом, а над этим кто-то черным поработал… Шукри я другой экземпляр передал, а он поменялся, наверное, с кем-нибудь… Кстати, мне Бела принесла, и Белин экземпляр я передал Какауридзе, а Какауридзе — Хабурзаниа, а Хабурзаниа запер, оказывается, в ящике. Боря хотел
— Сказал, да…
— Цверава — не буду, говорит, читать, могу поприсутствовать, если желаете, Како фактически в отпуске, придет на обсуждение или нет, не знаю, и вообще не могу сказать, как пойдут твои дела.
— Како обещал прийти. Этот экземпляр я верну Шукри, если не передумаю. Самхарадзе прочтет, Бела, думаю, выйдет в понедельник, к тому времени, может, и Хабурзаниа появится, Боря точно придет, Клибадзе прочтет обязательно. У меня и письменное заключение Евгения Орбелидзе есть…
— И что? Что пишет Орбелидзе? — заинтересовался Васо. — Дай-ка посмотреть, сделай одолжение. Как назло, очки дома оставил, сегодня даже газет не читал…
Васо развернул заключение, прочел кое-как и вернул владельцу, усмехаясь, но ничего не сказал; сунул руки в карманы и опять устремил взгляд в окно.
— Следовательно, вы прочли, да? — осторожно спросил немного погодя С. Анч-дзе.
— Я-то да, батоно, — обернулся Васо. — Заметно, что вы основательно переработали, многое исправили… Вообще я и раньше говорил вам и теперь повторяю, что в принципе мне нравится избранная вами тема и в принципе поддерживаю вас, но что я не в восторге, вам и это известно. Мне кажется, вам бы следовало заняться чем-нибудь более реальным, но разве вы понимаете что-либо — не понимаете, так что я могу поделать?.. И скажи на милость, ну кто такая эта Маквала Баркадзе, где ты ее откопал, откуда привел? Один язык ее чего стоит, такой длинный, — всех против себя восстановила, просто с ума можно сойти…
— Батоно Васо, нельзя же судить о способностях и делах человека с субъективной и даже объективной точки зрения. Главное, как будет учтен ландшафт, какая будет польза практически, а длина языка — ну какое это имеет значение? И о прежнем соавторе говорили так, если помните, но замысел был осуществлен, объект возведен. Теперь никто этого не отрицает, мы были ни при чем и отношения к тому делу не имели, но и тогда не ставили перед собой такой значительной цели. Сейчас совсем другое — это более реальное дело. Счастливо оставаться, благодарю вас, батоно Васо!
— Всего хорошего, что ж, твое дело! — ухмыльнулся Васо.
С. Анч-дзе прошел по коридору и с силой потянул на себя дверь в следующую комнату. Двери с шумом распахнулись. Он целый день безрезультатно дергал ее и никак не ожидал такого финала — еле удержался на ногах. Ошалело заглянул в комнату, извинился — думал, заперта дверь, не рассчитал сил.
— Ничего, ничего!.. — успокоил его кто-то.
В
«Интересно, кто такая?» — подумал он.
— Привет! — сказала вязавшая. Она улыбнулась, не поднимая глаз от рукоделия.
— Здравствуй, Бела, как мама?
— Спасибо, ничего…
— Прочла?
— Знаешь что, Сосо, — Бела отложила крючок, приложила к лицу платок. — Ох, как я простыла… Прочла только половину, половину у меня Боря взял и отдал, оказывается, Какауридзе, а Какауридзе, по-моему, на военных занятиях, половина у меня здесь, хочешь, возьми, а другую половину дам, когда Какауридзе вернется… А может, он оставил где-нибудь тут, если так, до понедельника найдется, а если нет, возьми пока хоть эту половину.
— Что же ты тогда отдала Шукри?
— Ничего…
— А он говорит, Бела передала мне экземпляр.
— Дозвонилась? — спросила Бела приятельницу.
— Нет, погоди, я в другое место звоню… — торопливо ответила та.
— Что, говоришь, сказал Шукри? — обернулась Бела к Сосо. — Я Шукри в глаза не видела в эти дни. Говорю же: половина у меня здесь, если удастся, прочту и другую половину… Знаешь ведь, как мне трудно читать по-грузински… А вообще оставь мне, если есть, лишний экземпляр…
— Откуда у меня лишний?.. Еле нашел один, я его в управление отнесу, это будет лучше всего… Между прочим, Отар Зедгенидзе прочел, и ему очень понравилось.
— Кто?
— Отар Зедгенидзе.
— Ох! — вздохнула при имени Отара Зедгенидзе Бела, снова прикладывая к лицу платок. Под джемпером на ней был свитер, на плечи накинута шаль, хотя в комнате было не холодно. Вторая женщина все говорила тихо по телефону.
«Интересно, кто такая?» — сверлил себе мозг праздным вопросом С. Анч-дзе.
— Как ты вообще? — не поднимая головы, спросила Бела.
— Да ничего…
— Между прочим, и та половина ничего…
— А ты хоть ее прочла?
— Ту — конечно…
— А эту?
— Что — эту? Прочту и эту, если необходимо. Только стоит ли — в технической части я все равно ничего не смыслю…
В комнате наступила тишина. Вторая женщина тоже умолкла, кончила говорить по телефону. Задумалась озабоченно — вероятно, ломала голову, кому бы еще позвонить.
— Ладно, пойду теперь к Саше, всего, — неожиданно сказал С. Анч-дзе.
— Всего… — равнодушно улыбнулась ему Бела и, взяв пластмассовый крючок, тут же занялась спущенной петлей.
С. Анч-дзе снова зашел в четвертую комнату. Сотрудники толпились у стола в углу. В середине стоял пунцовый Клибадзе, его окружили Цверава, Самхарадзе, Гомелаури, Джапаридзе, появившийся уже Какауридзе и неизвестный человек.
На столе валялись пуговицы. При виде Сосо все застыли. Неизвестный посетитель, разодетый с бьющей в глаза тщательностью, несколько раз деловито кашлянул. Гомелаури, усмехаясь, отошел в сторонку. Что тут происходило, понять было трудно, но то, что пуговицы не с потолка упали, сомневаться не приходилось. На пиджаке у Клибадзе не хватало двух пуговиц, а судя по его улыбающемуся, но достаточно растерянному лицу, и пальто его, видимо, было не в лучшем состоянии.