Современный польский детектив
Шрифт:
Гм... Негусто... А Бурый?
Еще разговаривает.
Хорошо, идем. Мы освобождаем вас от работы,— обратился он к пани Уенской.— Прошу вас никуда из дома не выходить. Считайте, что это запрет. В случае необходимости бюллетень будет продлен. Но из дома ни на шаг, пока я не разрешу.
Они спустились вниз, майор отыскал сержанта и отдал ему распоряжения, а потом вместе с поручиком сел в ожидавшую их «варшаву».
Приехали за тахтой, а завтра обнаружим ее труп,— с горечью заметил Герсоп, когда машина свернула на Ягеллонскую,— хорошо, если не расчлененный...
Похоже, она прихватила
Да еще тот тип,— добавил Герсон.
Ах, тот, с пальто! Что-то в этом кроется, но что? Пожалуй, Стефан, следует заняться им...
После этого похищения мне все представляется в несколько ином свете,— вздохнул поручик,— бывают ситуации, когда лучше быть подчиненным, чем начальником...
Нечего умничать! — произнес со злостью Выдма, а потом добавил уже спокойнее: — Да, видно, придется давать объяснения...
Сознание возвращалось медленно, страшно мутило. Ей казалось, что вот-вот ее вывернет наизнанку. Голова раскалывалась от боли, будто кто-то сжал ее железным обручем. Она попыталась сесть и застонала, но подняться не смогла, так как руки и ноги были связаны.
Она лежала на железной кровати, на сеннике, покрытом каким-то выцветшим одеялом. Опустив на пол связанные ноги, она села, но встать не смогла: конец веревки, которой ее связали, был прикреплен к металлическим прутьям кровати. Тряхнув головой, Анка откинула волосы, спадавшие на лицо. И опять вскрикнула от боли. Постепенно она совсем пришла в себя. Осмотревшись по сторонам, поняла, что лежит в небольшой грязной комнате, под потолком горит лампочка без абажура. Возле кровати стоит табурет, у одной из стен — стол и колченогий стул. Решетки на окне нет, но зато снаружи оно прикрыто ставнями. В открытую дверь виднелась темная пустая комната.
Она опять застонала, когда чуть шевельнула головой. Боль постепенно утихала, но тошнота не проходила. На трухлявом сеннике со сбитой соломой сидеть было неудобно, а передвинуться она не могла, не пускала веревка. Анка сидела в неудобной позе, опустив голову, и пыталась вспомнить, что произошло.
Неожиданно из темноты долетели до нее слова.
— Ну как? Пришла в себя? — Скрипучий старческий голос спрашивал ее безучастно, но и без явной враждебности.
Она вскинула голову от неожиданности — чей же это голос отозвался в зияющей черноте двери?
Кто там? Кто вы? — спросила она со страхом.
Не задавай глупых вопросов.— На сей раз ответ прозвучал резко.— Говорить можешь?
Могу... но,— простонала она,— почему вы не войдете сюда? Почему меня связали?
Так надо. Надеюсь, у тебя хватит ума понять; не советую просить, чтобы я вошел. Если это случится, ты должна будешь умереть.
Почему? Что вам от меня надо?
— Отдай деньги, которые взяла у Виктора. — Не брала я у него!
Он сам тебе дал? Возможно. Только интересно, почему же ты его не ждала у него на квартире,
Ни о каких деньгах ничего не знаю!
На какое-то время в темной комнате все затихло. Потом опять раздался голос:
— Значит, так... Я ожидал этого. Виктор пошел тем же путем, только потом ему пришлось признаться. Думаю, и ты так поступишь.
Она помолчала какое-то время, потом спросила:
Значит, вы убили Виктора?
Да, мы. Он обобрал своих дружков и пытался выкрутиться. Говорил вначале то же самое, что и ты, будто ничего не знает. А когда его прижали, заговорил, сказал, что деньги отдал тебе.
Это неправда...
— Повторяю, ты делаешь ту же ошибку, что и твой Яблочко. На него нашли управу и с тобой справимся.
Мужчина говорил чересчур спокойно, будто главное для него — как можно точнее выяснить обстоятельства дела,
— Говорю вам, не брала я деньги!
— Ты глупее, чем я думал, Значит, хочешь расстаться с жизнью из-за этих денег...— до нее донесся короткий, скрипучий смешок.— Ведь тебе пе удастся пустить их в дело.
Что вы со мной собираетесь делать?
Вариантов у нас много. Виктору мы развязали язык с помощью раскаленного уголька, а для тебя, пожалуй, достаточно лезвия.
Вы не сделаете этого! — Голос у нее задрожал от страха.
А почему бы и нет, если ты упираешься? Пройдусь по твоей физиономии разочек-другой, сразу помягчаешь. А ежели будешь молчать, то придется разукрасить твою смазливую мордашку...
Нет! Нет! —прокричала Анка в отчаянии, понимая, как она бессильна что-либо сделать.
Чего ты надрываешься, боюсь, что тебя никто не услышит. Положение твое не такое уж плохое, у тебя есть возможность выбора.
Она молчала довольно долго, опустив голову. Светлые волосы закрывали лицо, падали на связанные руки, которые она засунула между коленей.
— А если... если...— с трудом выдавила она, оборвав фразу, будто боясь решиться.
Мужчина, сидящий в темной комнате, догадался, что она хотела скааать.
— Если вернешь деньги? Тогда освободим тебя. У тебя нет другого выхода. Если будешь упираться — это дорого тебе обойдется. Надеюсь, у тебя хватит воображения, что бы понять. Все, разговор окончен.
Анка, тряхнув головой, откинула волосы с лица и заговорила решительным тоном:
— Пусть будет так! Плевать мне на эти деньги, просто хотела отомстить Витеку за то, что меня ударил. Но... но...— добавила она, судорожно глотая воздух,— я не знала, что он поплатится за это. Я совсем не хотела, чтобы так получилось,
Меня это не касается, что ты хотела, а чего нет. Лучше скажи, где деньги.
На вокзале, в камере хранения.
Так я и знал. А квитанция?
Дома. Сунула в щель дверного косяка, на кухне.
Плохо дело, за квартирой наверняка следят. Ладно, что-нибудь придумаем. Где твоя подружка работает?
На почте, в переговорном пункте.
В какую смену?
На этой неделе в дневную.
Останешься пока здесь, сюда придет человек, ты ему дашь записку к подруге. Пусть она найдет квитанцию и принесет туда, куда мы скажем. И напишешь ей, что ждет тебя, если она не выполнит наше требование или же передаст записку куда не следует...