Совы на тарелках
Шрифт:
— Да, конечно… Нэнси… Она немного…
— Напустилась на меня, как настоящий берсеркер!.. Это такой древнескандинавский витязь, ты знаешь.
— Все верно. Вылила на нас целое ведро жалоб, когда мы с мамой вернулись. Мама очень расстроилась. Она говорит, ты не должна… э… обращать внимание.
— Но ведь это наш дом, разве нет?
— Да, конечно.
— Тогда чего она?
— Подумай и о матери, — сказал Клайв. — Не так-то легко найти прислугу на целое лето. Если Нэнси уйдет, мы вряд ли найдем ей замену, и твоей
— Да, Клайв.
— Ну и прекрасно. Будь умной девочкой и ешь свой ужин… Эй, что такое? Похоже, тут целый полк мышей на чердаке?
— Не жди, пока я поем, Клайв. Мне не очень хочется. Я, наверно, поужинаю позже, а посуду принесу утром. Передай маме, чтобы не беспокоилась.
— Умница. Ну, я пошел…
4
— …А в комнате такой холод! — рассказывал Роджер. — Как будто гуляет сильный ветер. Но хуже всего шум. Потолок прямо ходуном ходил! Вокруг кровати Эли такой скрежет!.. От стены шел, даже от подноса с едой. Как будто скребли по железному… Ты тоже слышал, когда забрался на чердак?
— Не так сильно, — ответил Гвин. — Но Эли говорила, что звуки делаются все громче… Ну и что ты потом?
— Окликнул ее, но она крепко спала, и я не стал будить.
— В какое время это было, не заметил?
— Около часа ночи. Я не мог уснуть и слушал все звуки в доме… Подумал, может, Элисон разболелась совсем или что-то неладно в комнате. Я и поднялся туда.
— Но все-таки шум с чердака шел? Как считаешь? — По-моему, да. Словно кто-то когти точил о стропила или пытался вылезти наружу. В общем, не очень приятно.
— Не думаешь теперь, что это крысы?
— Не знаю, что думать, — ответил Роджер. — Больно громко было.
— Очень-очень?
— Да уж, порядочно.
— Так что же это все-таки?
— Ума не приложу! — сказал Роджер.
Они помолчали.
— Как Эли сегодня? — спросил Гвин.
— Была ничего во время завтрака. Говорит, ослабла немного, хотя на ногах держится крепко. Не падает.
— А сейчас?
— Что «сейчас»?
— Где она?
— Сказала, должна найти свои рисунки. Опять они куда-то девались. Совсем съехала с шариков из-за этих сов!
— Которые на тарелках?
— Ну да. Которые она срисовала, а потом вырезала из бумаги… Не знаешь, как попали на чердак тарелки?
— Мать ничего не хочет говорить, — ответил Гвин. — Ни единого слова. Как будто жуткая тайна какая-то. Или боится чего. На Элисон зуб точит. Бухтит, как самый настоящий валлийский националист!..
— Элисон говорит, что не стирала рисунок с тарелки, — сказал вдруг Роджер.
— Пусть расскажет кому-нибудь другому!
— Я тоже так говорил. Но она клянется!
— Пусть кого другого берет
— Слушай, — сказал Роджер. — Я ведь потом достал еще тарелок с чердака. Когда зашел ночью в комнату Эли, они стояли на каминной полке.
— Ну и что?
— Рисунка на них не было!..
— Ты тоже увидел? — раздался голос от дверей бильярдной, где они разговаривали. Это была Элисон. — Я как раз хотела рассказать вам об этом. И показать.
Она протянула две чистые тарелки.
— Да, — произнес Гвин после долгого молчания. — Интересные делишки происходят в этом доме. Или мы все вместе немножко того?
Опять наступило молчание.
— Нет, ну как же получается?! — воскликнула Элисон. — Как это может быть? Неужели из-за того, что я срисовываю? Чушь какая-то!
— Может, ты пользовалась пемзой? — предположил Роджер.
— Зачем она мне нужна?
— Покажи еще раз твои рисунки, — сказал Гвин.
— Их больше нет!
— Как нет? — спросил Роджер. — Вчера столько их наготовила!
— Они опять исчезли!
— Ну и дела! — повторил Гвин.
— Твоя мать так ничего и не рассказала? — спросила у него Эли сон.
— Нет, я уже говорил Роджеру. Зато поставила одно условие: чтобы сегодня же вход на чердак был как следует забит. Навсегда.
— Прямо сегодня? Почему она так? — спросил Роджер.
— …и нипочем не хочет пускать туда Гува. А кто, кроме него, сделает?
— Да что она против него имеет? — удивилась Элисон.
— Спроси у нее сама! Я сказал, что могу снять размеры люка, потом Гув сделает крышку, а я приколочу. Но можно потянуть с этим делом, а пока заберем оттуда остальные тарелки и еще раз поглядим на чердаке, что к чему.
— Может, оставим их там? — сказал Роджер.
— Нет, — возразила Элисон. — Мне нужно срисовать других сов!
Роджер пожал плечами.
— Если брать, то осторожней, — сказал Гвин. — Мать держит дверь на кухню открытой и может услышать.
— Господи, какая же она! — воскликнула Элисон.
— И все-таки она моя мать, мисс Элисон, — сказал Гвин.
И в это время из кухни раздался громкий крик.
— Это она кричит, — сказал Гвин,
Они открыли дверь, выглянули из бильярдной. Нэнси появилась из кладовки с разбитой тарелкой в руке.
— Ох! — кричала она. — Ох, горе мое! Теперь вы бросаетесь тарелками! Так вы поступаете, мисс? Так поступаете? Строите из себя хорошую и ни в чем не повинную! А на самом деле…
— Что случилось? — спросила Элисон.
— Она еще спрашивает! Не говорите со мною, мисс! Я не хочу ничего слышать! Я все поняла! Вы злая… злая!
— Да в чем дело? — закричал Роджер. — Что с вами?
— Я свое место знаю, — говорила Нэнси. — Но пусть и она знает свое… Я нанималась не для этого! Чтоб в меня кидали посуду! Делали посмешищем! Нет, мисс Элисон, я ни минуты здесь не останусь.