Союз нерушимый
Шрифт:
– Такие дела. А ты как? Чем живёшь-дышишь?
– спросил старик, выдёргивая меня из невесёлых размышлений.
– Да так, ничем. Только с севера, - соврал я.
– На биржу труда встал, жду, пока работу дадут.
– Работу - это хорошо, - кивнул старик.
– Я сам после демобилизации кем только ни работал...
– дед затянул очередную историю, а я вернулся к своим тяжёлым мыслям. Интересно, как меня нашли у Зинаиды? Это что-то у меня в башке, или сдал кто-то из соседей? Я склонялся ко второму варианту: если бы Контора могла меня отследить, то сделала бы это намного раньше,
– ... от завода мне комнатку и дали. Маленькую, но зато свою. После войны вообще с жильём тяжко было: всё порушено, а что цело - фонит, как сто Чернобылей. Меня с семьёй как-то поселили под Люберцами, в старой казарме. Понастроили там стен из фанеры и жили. Сейчас вообще куда как лучше. Всё строят, восстанавливают, детишки в школу пошли...
"Если Контора не может за мной проследить, то это просто замечательно. Залягу на дно на несколько дней, а потом, когда контроль на дорогах ослабнет, попробую вырваться".
Определившись с решением, я улыбнулся, и старик, воспринявший это как поощрение, продолжил балаболить с новыми силами. За спиной скрипнула входная дверь, и немногие посетители лениво обернулись.
Я последовал их примеру, автоматически посмотрев в ту же сторону, и обомлел: в рюмочную входил Пал Палыч собственной персоной. В чёрном пальто и кожаной кепке, с коричневым потрескавшимся портфелем в руках, -он производил впечатление какого-нибудь среднего совслужащего: один из множества замов и замзамов, коими были богаты учреждения НССР.
Посетители снова продолжили поглощать напитки, дед сказал: "Так вот..." и продолжил болтать, а я круглыми от удивления глазами смотрел, как Палыч, не обратив на меня ни капли внимания, прошёл к стойке и подозвал угрюмую продавщицу.
Было забавно наблюдать за тем, как менялось лицо хабалки: стоило шефу что-то шепнуть ей на ухо, как кисло-скучающее выражение, свойственное многим работникам сферы обслуживания, тут же улетучилось. На его месте появились удивление и страх.
– Закрываемся!
– громко и визгливо выкрикнула женщина.
– Чего это?
– недовольно спросил один из работяг - красномордый мужик с рыжей щетиной и чубом, торчавшим из-под светлой кепки.
– Вы ж круглые сутки должны...
– Кому должны - всем прощаем!
– перебила его продавщица.
– Сказала закрываемся, значит закрываемся! Две минуты!
Рабочий хотел продолжить дискуссию, но друзья шёпотом и тычками под рёбра его утихомирили. Все поняли, что преждевременное закрытие случилось по вине нового загадочного посетителя.
Первыми улетучились маргиналы - даже оставили недопитый портвейн.
Потом засобирались рабочие, но более обстоятельно: захватив с собой честно купленную выпивку и завернув в газету закусь. Я вопросительно посмотрел на старика, но тот, стоило закрыться двери за последним рабочим, повернулся к моему бывшему начальнику:
– Принимайте, Пал Палыч. В лучшем виде.
Я мысленно выругался, но вслух лишь одобрительно зацокал языком:
– А ты хорош.
– Стараемся, тащмайор, - дед полушутливо откозырял мне.
– Руки на стол. Медленно. И без глупостей.
– Нет нужды, - прервал деда Палыч.
– Дорогуша!
– обратился он к бледной продавщице.
–
– Лучше сосиски, - подсказал старик.
– Тогда сосисок, - подхватил шеф.
Ай да дед! Ай да сукин сын!
– Красиво сработано, Пал Палыч, - похвалил я начальника.
– Спасибо, - кивнул он. Старик расположился поодаль от нас и пристально наблюдал, чтобы я ничего не натворил. Бледная продавщица, вопреки формату заведения, сама принесла заказ к нам за столик.
– Девушка, а можно вас тоже попросить куда-нибудь исчезнуть?
Судя по выдоху, "девушка" была этому только рада.
– Итак, рюмочная окружена. Вадиму Сергеевичу за это отдельное спасибо, он у нас один из лучших выпивох-осведомителей. А ты не дёргайся и не пугайся. Тебе ничего не угрожает, если не начнёшь делать глупости.
Поверить КГБ-шнику? Тем более такому опытному пауку-интригану, как Палыч? Да ни в жизни. Я и не думал расслабляться, намереваясь, в случае чего, отправить этого козла на тот свет, если уж даже родная Контора с этим не справилась. Интересно, чем он выторговал себе право на жизнь? Или это не он, а другой Палыч, заново клонированный, с записанной на подкорку личностью образца 200X года? От вопросов распухала голова.
– Отвечаю на первый и главный вопрос. Это я. Настоящий я, - "он что, мысли читает?" - Как доказать? Я прикрыл тебя, когда ты впорол косяк и довёл подсудимого до реанимации. Мне тогда собственная безопасность сделала плешь вдвое больше, чем была, а ты потом из командировки в Армению привёз мне ящик коньяка прямо с завода. Исчерпывающе?
Я задумался.
– Да, вполне.
– Хорошо. Итак, отвечая на вопрос, почему я до сих пор жив: везение. Исключительное и потрясающее везение. Поскольку я начальник, разбирательство заинтересовало людей наверху, они захотели побеседовать со мной лично - и в результате я протянул до тех пор, пока вся эта фигня в Конторе не всплыла наружу. Какая именно "фигня"? Группа товарищей при больших звёздах решила убрать с дороги наш отдел, мотивировав тем, что в наши стройные ряды проникли шпионы, троцкисты и прочая сволочь. Заметь, именно наш отдел, а не чей-либо другой. Какие можно сделать выводы?
– Депутаты, - решительно кивнул я.
– В точку, - улыбнулся Палыч. Какой-то он слишком спокойный и довольный, ну прямо солнышко.
– Давай дальше, раз уж взялся делать выводы.
– На первый взгляд, - охотно продолжил я, - классическое затягивание времени. Кому-то очень не хотелось, чтобы мы нашли убийцу.
– Тоже верно, - Палыч поднял рюмку, чокнулся со мной и выпил. Я тоже махнул, не почувствовав вкуса, - как воду. Острая горячая сосиска вызвала у меня куда больше положительных эмоций. Шеф покряхтел, закусил и добавил: - И этот "кто-то" своей цели добился. Я с большим удовольствием допросил бы свидетелей и узнал, что вообще происходит, но на Лубянке приключился натуральный звездопад. Генералы и полковники из окон летели, как гондоны из студенческой общаги. И теперь в Конторе творится такое, что всем нам не до каких-то сраных депутатов. Чистки, проверки, шпиономания и прочее.