Сознательная медицина: биотехнологии здоровья
Шрифт:
Главное же, пациент хочет узнать, сможет ли этот человек в белом халате помочь ему? Поэтому он непрерывно оценивает и внешний облик врача, и его поведение, и его действия, и его слова, отыскивая (и находя!) во всем этом столь нужную для него моральную поддержку. Еще в начале XIX века профессор Московского университета М.Я. Мудров заметил: «Исследуя больного, помни, что в это же время больной исследует тебя».
Вот почему врач всегда оказывает на больного большое психологическое воздействие, независимо от своего желания. Это влияние либо усиливает лечебный эффект всех его профессиональных мероприятий, либо, наоборот, снижает их пользу. Итак, врач сам по себе оказывается своеобразным лекарством, или, говоря словами Гая Петрония Арбитра, «утешением для души».
В отличие от компьютера, врач
Может ли пациент рассчитывать на хоть какое-то сочувствие, если врач поглощен заполнением формы в компьютере, или строго органичен временем приема, или ему вообще все равно, что за человек перед ним сидит и на что-то жалуется?
В последнее время активно заговорили о таком понятии, как пациентоориентированность или пациентоцентричность. С сентября 2022 года соответствующее требование к медперсоналу вошло в «Практические рекомендации» Росздравнадзора. Это модель взаимодействия медицинских работников с пациентом, основанная на уважении, дружелюбии, неконфликтности, внимании к эмоциональному состоянию человека, понимании запросов больного и умении их решать. Но почему-то я сомневаюсь, что можно насадить дружелюбие указанием сверху, если еще со времени учебы врач был ориентирован только на установление диагноза, а пациента видел лишь неким придатком без лица и характера, образ которого растворялся тут же, как только за ним закрывалась дверь кабинета. Внимание к пациенту – качество, которое разовьется во враче, если он изначально будет ставить в центр внимания не симптомы и болезнь, а целостного человека, вдумчиво постигая науку выстраивания отношений с пациентом, а не тренируя в себе механическую услужливую улыбку.
Уже работая над книгой и записывая свои размышления о роли врача, я получил в одной из рассылок фрагмент книги клинициста, врача с более чем 50-летним стажем Норберта Александровича Магазаника. Начав читать, я не смог оторваться – настолько созвучными были мысли автора о том, какими качествами должен обладать настоящий врач и что от него ждет пациент. Каждую следующую публикацию я ждал с нетерпением – и вновь с радостью и изумлением находил полное сходство в наших рассуждениях и идеях. Разумеется, меня заинтересовала личность автора, и я стал искать сведения о нем. Интернет поведал, что Н.А. Магазаник родился в 1929 году и до своего отъезда в Израиль (1990) жил и работал в Москве. Окончив 2-й Московский мединститут, в течение трех лет работал врачомтерапевтом в сельской участковой больнице в Карелии, выучил французский и немецкий, благодаря чему постоянно изучал доступную медицинскую литературу.
Окончив клиническую ординатуру и аспирантуру на кафедре терапии ЦИУ врачей на базе Боткинской больницы, работал там же старшим научным сотрудником. Защитил докторскую диссертацию о бронхиальной обструкции. В последние годы проживания в СССР работал консультантом в платной клинике, а после отъезда в Израиль занимался частной практикой, писал статьи по клинической фармакологии и функциональной диагностике легких, а также издал нескольких книг.
Сочувствие, внимание, детальный опрос и тщательный осмотр – вот, по справедливому утверждению Магазаника, те элементы, которые действительно показывают профессионализм и человеческие качества врача.
Конечно, я не мог промолчать, когда меня буквально перехлестывал поток эмоций, вызванный заметками Норберта Александровича, поэтому я написал ему письмо, в котором высказал восторги по поводу выдержек из его книги «Диагностика без анализов и врачевание без лекарств», которые я периодически читаю в рассылках, и сказал, что сам придерживаюсь аналогичных взглядов на взаимодействие с пациентом. В ответ он выслал мне книгу целиком и дал разрешение на ее цитирование, чем я с благодарностью и хочу воспользоваться.
Возвращаясь к теме пациентоориентированности, я бы
«…С годами я все больше убеждался, что личность больного, его заботы, страхи и переживания – все то, что называют внутренним душевным миром человека – в громадной степени сказываются и на клинической картине болезни, и на результатах нашего лечения. Но чтобы увидеть этот внутренний душевный мир, врач должен интересоваться не только состоянием сердца, легких или кишечника (в зависимости от жалоб больного), но обязательно и личностью больного человека. … По моему глубокому убеждению, внимание врача должно быть направлено в равной мере на два объекта: с одной стороны, на болезнь, с другой – на самого пациента. К сожалению, такое понимание сущности врачебной работы не очень популярно в России. Одной из причин этого печального явления являются, на мой взгляд, неустанные разглагольствования о врачебной этике или о деонтологии. … Деонтология – это наука о должном. И вот перегруженному сверх всякой меры, задерганному и затюканному врачу твердят, что совершенно недостаточно уметь только диагностировать разные болезни и лечить их. Оказывается, врач должен вдобавок соблюдать целый ряд моральных требований. Так, он должен сострадать своему подопечному, он должен приободрять его, должен заботиться о нем и так далее … Всякие категорические и, главное, малопонятные приказания или запреты невольно вызывают внутренний протест и нежелание выполнять их. Я выполнил свою главную обязанность – поставил правильный диагноз и назначил правильное лечение. А остальными пустяками пусть занимаются те, у кого есть на это время; лично у меня этого времени нет, нет и желания этим заниматься! В ответ мне говорят, важно подняв указательный палец, что есть еще законы морали, которые я тоже должен соблюдать».
Н.А. Магазаник придает первостепенное значение не медицинской деонтологии, а совсем другому понятию – взаимоотношениям между доктором и пациентом:
«Оно сразу же переводит обсуждение из туманной области морали и маниловских мечтаний в чисто практическую плоскость дискуссии о том, какие особенности поведения врача приносят наибольшую выгоду и пользу в лечебном процессе».
Как и Н.А. Магазаник, я убежден: искреннее внимание и способность осознанно сопереживать пациенту, видя в нем личность – вот что действительно приносит пользу в лечении. Но не менее важно, чтобы человек сам поверил в свое выздоровление, был настроен на него и не сдавался, поскольку тело обязательно отреагирует на то, что происходит на уровне духа и души. Упавшему духом, убежденному в своем скором конце человеку не сможет помочь даже самый искусный врач и самое чудодейственное лекарство, и он угаснет прямо на глазах.
В одном из эссе Н.А. Магазаник описывает случай из практики знаменитого американского кардиолога Бернарда Лауна из книги «Утерянное искусство врачевания».
«…Две недели спустя после приступа больной все еще находился в блоке интенсивной терапии. У него возникли почти все осложнения, которые перечисляет учебник. Охарактеризовать его проблему было легко: инфаркт охватил почти половину всего миокарда. У него была ярко выраженная картина застойной недостаточности кровообращения. Резкая гипотония отражала значительно уменьшенный сердечный выброс. Он не мог присесть из-за головокружения и возникновения полуобморочного состояния. У него не было сил поесть из-за одышки и слабости. Кроме того, у него не было аппетита: запах пищи вызывал у него тошноту. Сон был беспокойным и прерывистым. Лицо было цианотичным, и он время от времени судорожно заглатывал воздух, как если бы он тонул.
Наши утренние обходы напоминали визит бригады мрачных гробовщиков. Мы истощили весь свой запас банальных ободрительных слов. Во всяком случае, я полагал, что любое ободрение в такой ситуации должно быть оскорбительным для здравомыслящего больного и только подорвет его доверие. Мы старались поменьше задерживаться около его кровати, чтобы не видеть его испуганный вопрошающий взгляд. С каждым днем состояние ухудшалось. С согласия его семьи мы повесили в изголовье кровати табличку с надписью: “Не реанимировать”.