Созвездие FuckUpов
Шрифт:
И вот я, из себя такая самодостаточная, не по годам смышлёная, столкнулась с первым своим провалом и стыдом к полутора годам. А именно – продолжала требовать материнскую грудь.
Прямо после плотного мясного обеда подходила уверенным шагом в колготках, смотрела ей в глаза и чётко говорила:
– Мама, дай грудь!
– Нет, ты уже взрослая и с зубами. Ходишь и говоришь отлично. Никто в твоём возрасте не подходит к матерям с такими требованиями! Тебе должно быть стыдно.
– Я сказала, дай грудь!
И демонстративно прудила в колготы. Хотя «лоточек знала на пятерку».
Ни
Закончилось это тем, что около двух лет я, потеряв все границы, учинила такой спектакль с воплями и мокрыми штанами у кого-то в гостях. Присутствующие в комнате вопрошающе смотрели на мать, осуждая про себя её материнские навыки. Она сидела с багровым лицом и было видно, что хочет в эту секунду впихнуть меня обратно, да так, чтобы больше не появлялась.
И тут я осознала, что такое влечение к материнской груди не нормальная фигня, ибо питательной ценности для меня оно уже не составляло, а соответственно перешло в разряд фетишей и больной созависимости. И в этом, конечно, было больше вины матери. Но все эти осуждающие взгляды, немые укоры и её багровое лицо впились в мой мозг.
Я прекратила истерику, сняла с себя мокрые колготы, сама достала из сумки сменные, надела, взяла мать за руку и с решимостью запойного алкоголика после реабилитации сказала:
– Я больше не буду. Хватит!
Реабилитировалась вполне красиво. После чего последовали даже восторженные возгласы и оды воспитательным методам. Мол, какой понимающий ребёнок растет!
Но это были лишь «цветочки», и я благополучно продолжила позориться.
Когда мне было четыре, в город с концертной программой приехал один известный на весь СНГ артист, муж одной более известной артистки. Как образцово-показательная семья, мы само собой пошли на это мероприятие, чтобы было что знакомым на кухне рассказывать. И вот на припеве горячо любимой мной песни творческая душа не выдержала порыва, я вскочила с велюрового кресла бывшего Дворца пионеров и, проскользнув под ногами атлантов-охранников, вскарабкалась на сцену к офигевшему певцу. С высоты подмостков я видела то самое багровое лицо и нежелание этого лица показать какого-то вида, что это лично её чадо решило заявить о себе на весь город и сорвать выступление звезды.
Предчувствуя ягодицами близость провала и грядущее приближение к ним холодной стали отцовского армейского ремня, я не придумала ничего лучше, как схватить за руку недоумевающего певца. Он дал мне микрофон, естественно, я промычала в него мимо нот окончание припева, помахала залу рукой, театрально поклонилась, получила наигранный поцелуй в щёчку кумира миллионов и под бурные аплодисменты была отдана в руки смущённым родителям.
Угроза ремня миновала, потому что потом целую неделю меня узнавали на улицах.
Жажда славы не отпускала, и похожая история случилась, когда приехали куклы из передачи «Спокойной ночи, малыши!». Во время окончания программы, когда все вышли на поклон,
Получала и орала:
– Я его люблю! Я выйду замуж за Хрюшу! И вы меня не остановите! Он не кукла, он настоящий!
За Хрюшу замуж годами спустя вышла. Но не за того.
Насколько я любила философствовать в одиночестве, настолько же сильно любила (и люблю) блокноты. Коллекционировать их вместе с открытками начала лет с четырёх, как только мать научила грамоте (у неё был пунктик на гениальном ребёнке, но что выросло – то выросло). Вместе с этой тягой меня ещё невероятно манили любые предметы уменьшенных размеров. Кто тут психиатры – напишите мне в директ, как называется эта патология.
И вот мне шесть. Я осталась ночевать у маминой подруги, у которой были две дочери, с которыми я, имея жёсткую социопатию, всё же смогла найти общий язык. Старшая из них накануне вечером похвалилась блокнотиком, который смастерила сама. Лучше бы она мне его не показывала.
Маленький. Крошечный. Блокнотик! Размером с коробок спичек, такой манящий и такой не мой.
О боги! Я не спала всю ночь, перед глазами стоял он и не давал покоя. И, хотя с пелёнок меня воспитывали исключительно как честного гражданина, я первый и последний раз в своей жизни пошла на воровство. Желание обладать им, таким крошечным и таким блокнотиком, поглотило все моральные принципы.
Но, притащив домой «награбленное», ощутила невероятную тяжесть внезапно навалившейся совести. Следующая ночь опять была бессонной. В этот раз я видела перед глазами страдающую хозяйку блокнота и себя за прутьями решётки. «Воровка! Это же чужое! Верни!» – кричала во мне мораль и родительское воспитание.
– Мам, я тут … это … у Кати блокнотик украла. Он мне очень сильно понравился. А теперь хочу вернуть, – влетела я на кухню, где жарились блинчики, готовая к самым страшным пыткам.
– Ок, завтра пойдём к ним в гости, вернёшь! – абсолютно равнодушно ответила она.
Уже перед сном мама рассказала истории из своего детства, как стырила пупса с ванночкой у подружки, живущей по соседству, и тоже, не совладав с совестью, вернула. Генетика поражает своим могуществом.
На следующий день блокнот был подкинут, а его хозяйка даже не заметила пропажи.
Но больше ничего чужого без спроса я не брала, и даже ни одна жвачка не была украдена из магазинов.
Этот случай не относится к моим провалам, скорее упущение родителей, едва не закончившееся печально. Но всё же стоит его упомянуть как инструкцию реагирования в экстремальных ситуациях, особенно когда тебе нет семи, на улице поздний вечер и ты там одна.
Началось всё стандартно, мать уехала куда-то в другой город. Дела. Она часто так делала, оставляя меня то с бабушками-соседками, то с друзьями семьи, то вообще с какими-то странными людьми. Об этом я напишу в другой своей книге и называться она скорее всего будет «Как не надо воспитывать своего ребёнка».