Созвездие FuckUpов
Шрифт:
Коты были у нас всегда, сколько помню, а потом родители притащили волнистого попугая.
Первого волнистого попугая.
Жил он с нами недолго, и летним солнечным днём вылетел на балкон, где мама вешала бельё, сел ей сначала на голову, а потом просто улетел и даже не обещал вернуться.
Мы потосковали, погоревали и завели второго.
Его судьба оказалась не менее трагичной.
Хотя он успел за свой короткий век даже очаровать американцев, которые приехали решать с матерью вопросы по новым методам лечения наркомании. И даже фото
До сих пор не могу простить себе этот провал. Хотя ни моей, ничьей вообще вины тут не было. Неудачное стечение обстоятельств.
Кеша (да, мы были неоригинальны в нейминге попугаев) был выпущен на променад по гостиной. Клетка осталась открытой. Здоровенный чёрный кот Барсик (в нейминге котов тоже) в то время прогуливался после сытного обеда мимо этой клетки, его клонило в сон, и он решил прикорнуть именно в ней.
Кеша, нагулявшись, вернулся в свои хоромы.
Увидел мирно спящего там Барсика.
Маленькое птичье сердечко не выдержало выброса адреналина.
Кеша упал замертво.
Барсик ничего даже не понял.
Боже, как я горевала. Это было первое прямое столкновение со смертью питомца в моей жизни.
И ведь какая глупая дурацкая смерть. Ни кот, ни кто-то из нас не был виновен в этом. И от этого становилось ещё горше. Да, надо было предусмотреть, что у попугаев слабое сердце, и не пустить в клетку кота. Надо было закрыть эту чёртову дверцу. Или проверить хотя бы наличие кота в клетке перед возвращением попугая. Но никто и подумать об этом не мог: что просто увидит и просто так сильно испугается.
Глупая. Глупая кончина попугая со слабеньким сердцем.
Больше животных с коротким циклом жизни мы не заводили.
Не знаю, как сейчас у детей, в наше время учителя приравнивались к небожителям. Мы не могли допустить и мысли, что они едят, ходят в туалет, выходят замуж, рожают детей и испытывают стандартные людские проблемы.
Моя первая учительница, Екатерина Владимировна, была родной тёткой моего соседа по парте Сашки. И он-то привык её видеть во всём обычном человеческом воплощении тёти Кати, а я нет. Сашка не скрывал своих тёплых чувств к моему светлому образу и даже подарил плюшевую божью коровку. Просто так подарил, без повода.
К светлому же образу Екатерины Владимировны тёплые чувства испытывала я. В школу ходила как на праздник.
Она, 23-летняя девчонка, казалась мне идеальной взрослой женщиной, красивой и статной, серьёзной и самой умной на свете. Её уроки я слушала с открытым ртом, ответственно выполняла все поручения. И, естественно, мечтала стать ею, когда вырасту. Ну после собственной матери.
Екатерина Владимировна открыто симпатизировала мне как самой старательной и прилежной, выделяя на фоне других учеников. Даже собственного племянника Сашки.
И вот, когда нам срочно понадобилось в апреле уехать из города,
Мы заехали в соседний район, вокруг стояли трёхэтажки с незакрывающимися дверями. Около этих трёхэтажек потрёпанного вида мужчины играли в нарды, сидя в трико и шлёпанцах на криво сколоченных лавках. Мы поднялись на последний этаж одного из таких одинаковых домов, утопающего в распустившихся цветах заброшенных яблонь. Дверь нам открыла худощавая заспанная девчонка в коротком халатике, с наспех собранным хвостиком на голове:
– Ой, Катюша, привет! – кинулась она меня обнимать.
По голосу я поняла, что это Екатерина Владимировна. Но не могла поверить своим глазам.
Шаблон в моей голове в тот момент больно трещал по швам.
– Проходите, я чайник вскипятила. Конфетки вкусные эти, угощайся.
Мы сидели на маленькой кухонке с высокими потолками, которая была похожа на футляр.
«Обалдеть! Я сижу в квартире МОЕЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ, вот так, как у себя дома, пью чай и ем её конфеты! Она в халате, с растрёпанными волосами, без макияжа и строгой причёски, такая вся домашняя, такая молодая, такая тёплая и родная…»
– Я буду по тебе скучать! Очень плохо, что вы уезжаете, надеялась тебя выпустить в 5 класс. Самая умненькая у меня. Сашка без тебя страдать будет. Он говорил мне по секрету, что влюблён. Вот мой почтовый адрес. Пиши письма. – Она обняла меня так крепко, что я почувствовала запах её крема для лица.
Мы ещё очень долго прощались, прямо в коридоре, требующем ремонта.
Она просила писать ей и не забывать.
Я писала. И не забывала. Ну первые года два точно.
Глава II. Отрочество
Той же ночью после слёзного прощания с Екатериной Владимировной мы приехали в Пензу, закрыв квартиру и забрав оттуда самое ценное и нужное, по мнению каждого члена семьи. Я – любимые игрушки, коллекцию открыток, блокнот с фломастерами и свой детский фотоальбом. Отец – несколько пар трусов, носков, брюк и рубашек. Мама – наши документы и два чемодана барахла.
Приехали в дом, в котором выросла моя мать с братьями и когда-то родилась я.
Это был типовой одноэтажный дом фабричного посёлка, разделённый с четырёх сторон на отдельные квартиры, к каждой квартире прилагался палисадник сотки на три, кто-то из соседей застроил его на манер коттеджа, у бабушки же там росли овощи, вишни, сливы, а спереди цвели пионы.
Я сидела вместе с младшей двоюродной сестрой на одной из вишен и уплетала только завязывающиеся на цветках плоды (они сладкие, поэтому мы их жрали, не дав созреть). Сидела на вишне и тосковала по нашей квартире, школе и учительнице.