Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин
Шрифт:
Подхватив ребенка на руки, я кивнул девушке и вышел из медпункта. Девочка почти сразу затихла, припав к моему плечу и неловко выставив впереди себя загипсованную ручку.
– Давайте пройдем в кафе, – предложил я. – Ребенок пока успокоится, да и нам с вами не мешает проглотить хотя бы по чашечке кофе. Тоже для успокоения.
Девушка кивнула и с понурым видом пошла за мной.
Мы устроились за самым дальним столиком придорожного кафе. Кружевная тень лип и тополей скрыла нас от других посетителей и их любопытных глаз.
Я заказал два кофе и две порции мороженого – для девочки и ее матери. И опять от меня не укрылось,
– Вы, пожалуйста, простите меня, – снова начал я… – Честное слово, я и подумать не мог… Если бы я сумел чем-нибудь загладить… Может, деньги…
– Ах, оставьте вы это, – с досадой ответила Мила. – Вы же ничего, ничего не понимаете! Вы и понятия не имеете, что натворили! Теперь мне никогда ее не отдадут!
– Кого? Азиду?
– Не называйте ее так! Ася! Ее зовут Ася!
– Но она сама нам сказала, что ее имя – Азида.
– Мало ли что! А я сказала, что ее зовут Ася!
– Послушайте, успокойтесь. Вы так кричите, что на нас люди оглядываются.
– А вы только и знаете, что говорить «успокойтесь» да «успокойтесь»! Мне же теперь ее не отдадут – понимаете вы это или нет?
– Кого не отдадут? Азиду? Но она же ваша дочь – да или нет? Если это так, то никто не может отнять у вас ребенка!
– Она не… – Мила осеклась. – Я не могу вернуть ее в таком виде, понимаете?! Со сломанной ручкой! Мне вообще больше ее не доверят… Я знаю, скажут: «Иди отсюда! Доигралась! Не будет у тебя дочери!» Понимаете?!
– Ничего не понимаю! – Я начал терять терпение.
– Ах, боже мой! Я уже полгода оформляю на нее документы! На усыновление, то есть удочерение! Пока получилась только опека… Мне доверяют Асю только на субботу-воскресенье. И все как-то неудачно! То платье порвем, то ножку подвернем, то лицом на асфальт упадем – думаете, легко возвращать ребенка в ссадинах и синяках? Нянечка в интер-нате все время головой качает. Она против меня, я знаю! Говорит, что из меня никогда ничего хорошего не выйдет, и уж мать – тем более! Это такая злыдня, я ее с детства помню…
– Вы что, тоже воспитывались в этом интернате?
– Что? А, да, конечно. Меня там все знают. И так тяжело дались уговоры об опеке! Хотя я уже десять лет как не их воспитанница!
Картина начала понемногу проясняться.
Как стало ясно из дальнейшего рассказа Милы, она сама была девушкой с так называемой сложной судьбой. Родителей своих Мила не знала, с двух до пятнадцати лет она воспитывалась в интернате. И все эти годы была там отнюдь не на хорошем счету: училась плохо, по поведению имела твердый «неуд», спальне девочек предпочитала городские улицы, где ее то и дело отлавливали и возвращали домой усталые патрульные милиционеры.
В двенадцать лет она сбежала и три месяца странствовала по Подмосковью с группой мальчишек, которым взбрело в голову называть себя Шайкой Черных Гангстеров – все их геройство заключалось в том, что они околачивались возле подмосковных школ, отлавливали младших школьников и отнимали у девочек золотые сережки, а у мальчиков – карманные деньги. Пацанов отправили в колонию, Милу за малолетством от уголовной ответственности освободили.
В четырнадцать
– Чистой воды порнография, и гадать нечего, – заявил интернатский преподаватель физкультуры, только глянув на экран, когда кассету сунули в видиомагнитофон. – Гнать надо из интерната эту Мерилин Монро недоделанную! Пока она бед не натворила…
Но гнать Милу было не за что – ни одно из ее «дел» не тянуло даже на уголовную статью. У дирекции интерната не появилось повода вышвырнуть горе-воспитанницу даже тогда, когда пятнадцатилетняя Мила снова сбежала с какими-то лицами кавказской национальности и очередные три месяца странствовала с ними по Гагре и Пицунде, пока ее просто не «забыли» в одном из придорожных кабаков. После чего малолетнюю сироту снова пришлось возвращать в Москву силами сухумского приемника-распределителя.
Словом, после того как девочка закончила девять классов, в ее родном интернате вздохнули спокойно и с легким сердцем отправили воспитанницу в ПТУ.
О своей жизни в училище Мила рассказывала еще более скупо: там ее тоже не любила ни администрация, ни работники хлебозавода, где ученицы проходили практику. Веселые компании, вино и страсть к путешествиям привлекали ее куда больше, чем хлебопекарное дело, которое предлагалось постигать в стенах ПТУ.
Огромные, как у куклы, голубые глаза Милы, нежный овал лица и длинные волосы цвета палой листвы делали ее, пусть на короткое время, королевой любого стола и желанной гостьей любой постели. Так, беспорядочно слоняясь из одной веселой компании в другую, Мила провела десять лет и в один прекрасный день проснулась с чувством, что ей это все осточертело.
Все ее немногочисленные подруги, будучи тоже любительницами легкой и веселой жизни, к двадцати пяти годам умудрились выйти замуж или хотя бы родить ребенка. Правда, большинство из них к этому же времени успели так же быстро развестись, но все-таки они стали другими – это были женщины, познавшие жизнь, с детьми на руках, и в разговорах у них появились чужие, незнакомые Миле нотки и темы: готовка, стирка, дети, кормление по часам, мужья… Для нее, Милы, у бывших веселых подруг находилось все меньше времени, а то и вовсе не находилось. Она вдруг остро почувствовала свое одиночество.
Вот эта тоска «по своим» и пригнала ее однажды в стены интерната, где прошли ее детство и юность. Прогулявшись по знакомым гулким коридорам, она зашла в учебную комнату, столовую, спальню, заглянула в малышовую группу – и увидела там Азиду…
– И я решила, что она будет моей дочерью, – твердо сказала Мила. – Так прямо пришла к Наталь Степановне, это наша директриса, и сказала: хочу удочерить…
– У девочки никого из родителей нет в живых?
– Да, ее нашли на пороге интерната в ящике из-под винограда, завернутую в газеты, только записка при ней была, что зовут Азида… знаете, про таких говорят – «дитя рынка». Спутался торговец с Кавказа с наемной работницей, та забеременела и… Но это неважно! Я говорю Наталь Степанне: «Хочу удочерить и воспитывать». А она мне: «Тебя саму еще надо воспитывать». Господи, как я ее умоляла! Каких только подарков не сулила! В конце концов договорились: оформляю документы пока только на опеку. Как бы испытательный срок. И если по истечении полугода все будет хорошо…