Спартак

Джованьоли Рафаэлло

– И ты серьезно верила в возможность восстания гладиаторов?

– А почему нет?.. Разве они не умеют сражаться и не умеют умирать?

– В амфитеатрах...

– Но именно потому, что они умеют сражаться и умирать для развлечения народа, они могут сражаться и умирать для завоевания свободы.

– Эх!.. Во всяком случае, если между ними и составлялся заговор, то могу тебя заверить, что теперь заговора у них уже больше нет.

– Ax!..
– сказала с легким вздохом красавица-гречанка, задумавшись.
– Я не знаю причин этого.., и даже

боюсь узнать их, - Тем лучше!.. Я их не знаю и не имею никакой охоты узнавать.

– Гладиаторы сговорились между собой и выступили бы, если бы римские патриции, враги существующих законов и Сената, взяли на себя командование над ними, - Но так как эти римские патриции, как бы подлы они ни были, не оказались настолько низкими, чтобы стать во главе гладиаторов.,.

– Однако был такой момент... Довольно, нам больше незачем заниматься этим. Скажи мне, Метробий...

– Сперва удовлетвори мое любопытство, - сказал актер, - откуда ты получила сведении о заговоре гладиаторов?

– От одного грека.., моего соотечественника, тоже гладиатора...

– Ты, Эвтибида, на земле более могущественна, чем Юпитер на небе. Одной ногой ты попираешь Олимп олигархор, другой - грязное болото черни...

– Ах, я делаю все возможное, чтобы добиться...

– Чтобы добиться чего?..

– Чтобы добиться власти!
– воскликнула дрожащим голосом Эвтибида, вскочив на ноги, с лицом искаженным от гнева, с глазами, горящими зловещим блеском, и с выражением столь глубокой ненависти, смелости и неукротимой воли, которого никак нельзя было ожидать от этой изящной и грациозной девушки.
– Да, чтобы добиться власти, стать богатой, могущественной, чтобы мне завидовали.., и, прибавила она вполголоса, но с еще большей силой, - чтобы иметь возможность отомстить.

Метробий, хотя он и привык ко всяким притворствам на сцене, с изумлением смотрел на искаженное лицо Эвтибиды, ? она, овладев собою и внезапно разразившись звонким смехом, воскликнула:

– Не правда ли, я продекламировала бы роль Медеи, если" и не так как Галерия Эмболария, то во всяком случае недурно. Ты окаменел, бедный Метробий, и хотя ты - старый, опытный комедиант, ты навсегда останешься на ролях женщин и мальчиков.

И Эвтибида продолжала искренне смеяться, вызывая вновь изумление Метробия.

– Чтобы добиться чего?
– снова начала после некоторой паузы куртизанка:

– Чтобы добиться чего, старый и глупый индюк?

Спрашивая, она щелкнула его по носу и, не переставая смеяться, продолжала:

– Чтобы стать такой же богатой, как Никополия, любовница Суллы, как Флора, старая куртизанка. Чтобы стать богатой, очень богатой, - понимаешь, старый дурак?
– для того, чтобы я могла наслаждаться всеми радостями, всеми удовольствиями жизни, после которой, как учит божественный Эпикур, уже нет ничего. Ты понял, почему, я пускаю в ход все искусство и все средства обольщения, которыми меня одарила природа? Именно для того, чтобы стоять одной ногой на Олимпе, а другой на болоте и...

– Но в грязи можно испачкаться...

–

А после можно и вымыться. Разве в Риме мало бань и душей? Разве нет ванны в этом моем доме? Но подумайте, о высшие боги, кто осмеливается читать трактат о морали?.. Человек, который провел всю жизнь в пучине самых грязных мерзостей, самых низких гнусностей?

– Ну, перестанем рисовать такими живыми красками мой портрет: ты рискуешь сделать его очень похожим и заставить людей убегать прочь при виде такой грязной личности. Ведь я это сказал в шутку. Моя мораль у меня в пятках. Что ты хочешь, чтобы я с нею сделал?

С этими словами Метробий приблизился к Эвтибиде и, взяв ее руку, стал целовать, говоря:

– Когда же я получу награду от тебя?

– Награду?.. Но за что ты хочешь получить ее, старый сатир?
– сказала Эвтибида, отнимая руку и ударив Метробия по лицу.
– А ты узнал, что замышляют гладиаторы?

– Но, прекраснейшая моя Эвтибида, - возразил старик жалобным голосом, униженно следуя за гречанкой, которая не переставая ходила по комнате, - мог ли я открыть то, чего не существует?.. Мог ли я, моя нежная любовь, мог ли я?..

– Ну, хорошо, - сказала девушка, обернувшись и бросив на комедианта ласковый взгляд, сопровождаемый очаровательной улыбкой, - если ты хочешь заслужить мою благодарность и если ты хочешь, чтобы я доказала мою признательность...

– Приказывай, приказывай, божественная...

– Ты должен продолжать следить, так как я не уверена в том, что гладиаторы совсем оставили мысль о восстании.

– Я буду следить в Кумах, съезжу в Капую...

– И прежде всего, если хочешь открыть что-нибудь, ты должен следить за Спартаком.

Когда Эвтибида произнесла это имя, щеки ее покрылись ярким румянцем.

– О, что касается Спартака, то вот уже месяц, как я следую за ним по пятам, не только ради тебя, но также ради себя самого или, лучше сказать, ради Суллы.

– Что?.. Как?.. Что ты оказал?..
– воскликнула вдруг оживившись и подбегая к Метробию, куртизанка.

Метробий осмотрелся кругом, как бы опасаясь, что его услышат, и затем, приложив указательный палец правой руки к губам, сказал вполголоса:

– Это мое подозрение.., моя тайна, и так как я могу ошибиться и вмешиваюсь в дела Суллы.., то я не скажу об этом ни одной живой душе, пока не подтвердятся мои предположения.

На лице Эвтибиды, пока Метробий говорил, отражалось волнение, которое было ему непонятным.

– Не правда ли, ты мне сейчас скажешь все, мой славный Метробий?
– сказала она вдруг, взяв одной рукой руку комедианта, а другой лаская его лицо.
– Разве ты можешь во мне сомневаться?.. Разве ты не знаешь ва опыте, как я серьезна и непохожа на других женщин?. Не говорил ли ты много раз сам, что я могла бы быть восьмым мудрецом Греции... Клянусь тебе Апполоном Кельдийским моим покровителем, что никто не узнает от меня того, что ты мне скажешь. Ну, говори! Скажи своей Эвтибиде, добрый Метробий, - моя благодарность к тебе будет безгранична,.