Спартак

Джованьоли Рафаэлло

Вскоре Спартак, сделавшийся учителем гладиаторов Суллы, отправился в Кумы, в окрестностях которых находилась очаровательная вилла диктатора. Здесь Сулла поселился со своей семьей и двором.

Эвтибида, столь глубоко оскорбленная в своем чувстве и самолюбии, инстинктивно догадывалась, что только другая любовь, только образ другой женщины мешал Спартаку броситься в ее объятия. Она всячески старалась забыть рудиария и выбросить память о нем из головы, но тщетно! Человеческое сердце так устроено, - и это было всегда!
– что оно желает именно того, что ему не дается,

и чем сильнее препятствия, мешающие исполнению его желаний, тем сильнее упорствует оно в стремлении удовлетворить их. Вот почему Эвтибида, такая беззаботная и счастливая до этого дня, оказалась в самом печальном положении, в каким только может оказаться человеческое существо, обреченное жить среди опостылевшего богатства и всех внешних признаков счастья.

И читатели видели, с какой радостью Эвтибида ухватилась за возможность отомстить сразу и человеку, которого она в одно и то же время ненавидела и любила, и счастливой сопернице.

В то время, как Эвтибида в своем кабинете давала волю порывам своей порочной души, а Метробий верхом на добром коне скакал в Кумы, в таверне Венеры Либитины происходили не менее важные события.

В сумерки семнадцатого дня апрельских календ (16 марта) 676 года два гладиатора собрались у Лутации Одноглазой поесть сосисок и жареной свинины и выпить велитернского и тускуланского вина.

Во главе стола, в качестве распорядителя этого пиршества сидел Крикс, гладиатор-галл, о котором уже упоминалось. Благодаря своей силе и мужеству он заслуженно пользовался авторитетом среди своих товарищей и дорерием и уважением Спартака.

Стол, вокруг которого сидели гладиаторы, был приготовлен во второй комнате харчевни. Поэтому гладиаторы чувствовали себя здесь свободно и уютно и могли без опаски говорить о своих делах, тем более, что в первой комнате было мало посетителей. Да и те немногие, что попали сюда в этот час, наспех выпивали чашку тускуланского вина и уходили по своим делам.

Усевшись за столом вместе со своими товарищами. Крикс заметил, что в одном углу комнаты находился маленький столик с остатками закусок, за которым, очевидно, кто-то недавно сидел.

– Ну-ка скажи, Лутация Кибела, мать богов, - сказал Крикс, обращаясь к хозяйке, хлопотавшей вокруг стола.
– Скажи мне, Лутация, кто обедал за этим столиком?

Лутация обернулась и воскликнула с изумлением.

– Куда же он ушел? Вот шутка!.. И спустя мгновение добавила:

– Ax!., да поможет мне Юнона Луцина,..

– В родах твоей кошки...
– пробормотал один из гладиаторов.

– Он меня ограбил, не уплатил по счету. И с этими словами Лутация побежала к столику, между тем как Крикс снова спросил:

– Да кто же этот неизвестный, которого ты скрываешь под именем "он"?

– Ах!
– сказала, облегченно вздохнув, Одноглазая.
– Я его оклеветала... Я знала, что он честный человек. Он оставил на столе восемь сестерций в уплату по счету... Это даже больше, чем с него следовало, в его пользу остается четыре с половиной асса.

– Чтобы тебя язвы разъели, скажешь ты, наконец!..

– Бедняга, - продолжала Лутация, убирая

со столика, - он забыл дощечку со своими записями и свой стилет.

– Пусть Прозерпина сегодня же слопает твой язык, сваренный в сладком уксусе, старая мегера! Назовешь ты, наконец, нам имя таинственного посетителя!
– закричал Крикс, выведенный из терпения болтовней Лутации.

– Зачем вам его имя , попрошайки, вы любопытнее баб, - осветила, рассердившись, Лутация.
– Здесь за этим столом ужинал сабинский торговец зерном, прибывший в Рим по своим делам: уже несколько дней он приходит сюда в этот именно час.

– А ну-ка, покажи мне, - сказал Крикс, отнимая у Лутации маленькую деревянную дощечку, покрытую воском и костяную палочку, оставленную на столе. И он стал читать то, что записал торговец.

Здесь были, действительно, отмечены разные партии зерна, с соответствующими ценами сбоку и с именами собственников зерна, которые, по-видимому, получили от торговца задатки, так как рядом с именами были разные цифры - Но я не понимаю, - продолжала Лутация Одноглазая, - когда именно он ушел... Я могла бы поклясться, что в тот момент, когда вы вошли, он был еще здесь... А.., понимаю! Должно быть, он меня позвал, когда я была занята приготовлением сосисок для вас и так как очень спешил, то и ушел.., оставив деньги, как честный человек.

И Лутация, получив обратно палочку и дощечку с записями, удалилась, приговаривая:

– Завтра.., если он придет.., а он придет наверно, я отдам ему все, что ему принадлежит.

Гладиаторы ели почти в полном молчании и лишь спустя некоторое время один из них спросил:

– Итак, о солнце нет никаких известий <Условный знак, принятый гладиаторами, чтобы иметь возможность говорить без боязни, что их поймут, в гладиаторских школах и в присутствии людей, чуждых их заговору Солнце это великий учитель, то есть, Спартак. (Примеч. автора)>?

– Оно все время за тучами <Он не прислал приказов и хранит еще молчание. (Примеч. автора)>, - ответил Крикс.

– Однако, это странно, - заметил один.

– И непонятно, - прошептал другой.

– А муравьи? <А заговорщики? (Примеч. автора).>

– спросил третий, обращаясь к Криксу.

– Они растут числом и усердно занимаются своим делом, ожидая наступления лета <Сигнал восстания. (Примеч. автора).>.

– О, пусть придет скорее лето, и пусть солнце, сверкая во всемогуществе своих лучей обрадует трудолюбивых муравьев и сожжет крылья коварным осам <Римлянам. (Примеч. автора).>.

– А скажи мне. Крикс, сколько звезд уже видно <Каково число сторонников. (Примеч. автора).>?

– Две тысячи двести шестьдесят на вчерашний день.

– А появляются ли еще новые?

– Они будут появляться до тех пор, пока лучезарный свод небес не засверкает над миром, весь покрытый мириадами звезд.

– Гляди на весло <Внимание, кто-то идет. (Примеч. автора).>, - сказал один из гладиаторов, увидя эфиопку-рабыню, которая внесла вино.

Когда она ушла, гладиатор-галл сказал на ломаном латинском языке: