Спартанский лев
Шрифт:
— Неужели в красноречии Фемистокл изворотливее нашего Леотихида? — удивился Эвридам.
— Гораздо изворотливее, поверь мне! — Для большей убедительности Клеомброт прижал ладонь к груди. — Вдобавок, Фемистокл прекрасно осведомлен обо всём, что творится не только в Элладе, но и на Крите или где-нибудь в Ионии.
— Чему удивляться, ведь торговые суда афинян куда только не забираются, вытесняя с рынков коринфян и эгинцев, — проворчал Эвридам. — Я слышал, афиняне добрались даже до эллинских колоний на Понте Эвксинком [169] .
169
Понт
— Понтийские города продают в Афины пшеницу, которая в тех краях родится как нигде, — промолвил Клеомброт. — Без понтийской пшеницы афинянам не прожить: в Аттике почва скудная и каменистая, там хорошо выращивать лишь ячмень и оливки.
— Можно покупать пшеницу в Египте, — вставил Мегистий, — это гораздо ближе.
— Египетским зерном торгуют эгинцы при посредничестве финикиян, — возразил Клеомброт. — Египетский хлеб обойдётся слишком дорого по сравнению с понтийским. С понтийскими городами афиняне торгуют напрямую без посредников.
— Так вот почему афиняне так всполошились, узнав, что персы захватили Геллеспонт, — с усмешкой покачал кудрявой головой Эвридам. — Под угрозу поставлена торговля с Понтом.
— Не только поэтому, — опять заговорил Клеомброт. — Ксеркс желает отомстить афинянам за поражение своего отца при Марафоне, а также за сожжённые Сарды во время Ионийского восстания, в котором афиняне принимали участие. Кстати, Фемистокл содействовал тому, чтобы Афины выступили на стороне ионян.
— Если Ксеркс желает наказать одних афинян, то почему всполошились коринфяне и платейцы? — удивился Эвридам. — Тем более зачем беспокоиться нам, спартанцам? Лакедемон в привозном зерне не нуждается. Хвала богам, у нас своего хлеба хватает.
— Платейцы помогали афинянам победить персов при Марафоне, — ответил Клеомброт. — Если ты забыл об этом, Эвридам, то я напомню. В Коринфе нашли пристанище кое-кто из мятежных карийцев, воевавших с персами во время Ионийского восстания. К тому же коринфяне вместе с керкирянами не пускают финикийцев, союзников персов, в Адриатику. И наконец, если персы двинутся на Элладу, то коринфяне потеряют свои владения в Халкидике, а там находятся богатейшие медные и серебряные рудники.
— Я слышал, фракийцы уже признали власть персидского царя, — заметил Мегистий.
— Про всех фракийцев не скажу, но эллины, живущие на фракийском побережье, покорились персам ещё при Дарии, — кивнул Клеомброт.
— А что говорит Фемистокл про афинские золотые рудники во Фракии? — поинтересовался Леонид. — Намерены ли афиняне их защищать?
Об этом Фемистокл не сказал ни слова. Зато он поведал о том, что на фракийском побережье персы устраивают большие хранилища зерна, — сказал Клеомброт. — Эти хранилища расположены близ Перинфа, а также в Дориске и Эйоне, что на реке Стримон. Самые же большие запасы хлеба свезены персами в местность под названием Лёвке Акте. По слухам, тем хлебом можно в течение месяца
Эвридам изумлённо присвистнул.
— Стало быть, Ксеркс имеет твёрдое намерение завоевать Элладу, а не одни только Афины, — задумчиво проговорил Леонид.
— Вот именно! — воскликнул Клеомброт. — Чтобы покарать афинян, не нужно собирать столь огромное войско. Вспомните письмо Демарата, друзья...
Было уже далеко за полночь, когда гости стали расходиться по домам.
На одном из городских перекрёстков Леонид и Леарх расстались с Мегистием и Клеомбротом, которым нужно было в другую сторону.
Царь и его «младший возлюбленный» какое-то время молча шагали по тёмной улице, стеснённой стенами домов и глухими заборами из камня. Путь им освещала яркая полная луна, катившая по ночному небосклону, усыпанному звёздами.
— Как ты объяснишь своё отсутствие на обеде, Леарх, — наконец нарушил молчание Леонид.
— Я поссорился с Горго. Расстроившись, я сначала пошёл домой, а оттуда к сестре Дафне. Вот и опоздал к обеду, — солгал Леарх, радуясь в душе, что Леонид не может в сумраке ночи видеть его лицо.
Ежедневное посещение коллективных трапез для спартанских граждан было не просто обедом. Это было почти ритуалом, установленным Законом. Опаздывать на обед в дом сисситий и тем более не являться вовсе строго воспрещалось. За этим следил один из сотрапезников, обычно самый старший по возрасту. Всякий спартанец, нарушивший это установление, должен был в течение трёх дней вместе с рабами чистить котлы, в которых варили похлёбку для коллективных обедов.
— С Горго я постараюсь тебя помирить, — промолвил Леонид. — Но чистки котлов тебе, боюсь, не избежать. Ты же знаешь строгий нрав столоначальника Дионисодора.
Леарх печально вздохнул.
«Что будет, когда Дионисодор узнает, что меня прочат в мужья его внучке».
Леарх знал, что вся родня Эллы неукоснительно придерживается древних обычаев, считая любое послабление в воспитании молодёжи чуть ли не преступлением против государства. Леарх всегда побаивался сурового отца Эллы, а перед Дионисодором просто трепетал.
С самой первой минуты разговора Дафна почувствовала в Горго какую-то перемену. Та не пыталась уходить от ответов или отшучиваться, не прятала глаз, когда Дафна завела речь про Леарха и его переживания. И тем не менее что-то в поведении Горго настораживало.
— Я понимаю, — кивала головой Горго, — Леарх привык ко мне. Он привык обладать мною. И этот внезапный разрыв...
— Леарх по уши влюблён в тебя, Горго! — пылко произнесла Дафна. — Неужели ты не чувствуешь этого?
— Потому-то я и прерываю нашу связь, — непреклонно заявила Горго. — Женой Леарха я всё равно не стану. Мой брак с Леонидом неразрывен. Чтобы Леарх не тешил себя тайными надеждами, я напрямик сказала ему, что между нами всё кончено. Я не просто бросаю Леарха, но стараюсь устроить его судьбу. Я подыскала ему хорошую невесту. Умоляю, Дафна, не смотри на меня такими осуждающими глазами!