Спаси меня

Samayel

– О… Дула - это любовник Чарли. Замечательный парень… он тебе понравится. Чистокровный, из старинного европейского магического рода. Блестящие манеры, очень остроумный… они с Чарли очень приятная пара, и Молли просто обожает его. Что-то не так?

Драко уставился на него, будто у Поттера выросла вторая голова. Его глаза были такими, словно он пытался выяснить - серьезно говорит Гарри или нет, он едва не сдерживал непроизвольное и неконтролируемое чувство сильнейшего отвращения.

– Ты имеешь в виду, что они… они… педики? Извращенцы!? И Молли мирится с этим? В своем доме? Это просто… просто невозможно! Я не могу в это поверить.

Гарри

не мог знать, что Драко сразу же пожалел о сказанном. Он возненавидел себя, когда с его языка совершенно непрошено сорвались эти слова. Он машинально отодвинулся от Поттера, безошибочно распознавая ранние признаки его ярости. Лицо Гарри как будто потемнело, а челюсти были крепко сжаты, даже когда он заговорил:

– К твоему сведению, они входят в число моих лучших друзей, я могу доверить им свою жизнь! ПОЭТОМУ… если тебе есть что сказать о них, говори сейчас. Если ты ляпнешь что-нибудь, когда они будут здесь, им, конечно, придется вести себя терпимо, но я устрою тебе кое-что похуже ночных кошмаров. Просто помни… ты - гость, а здешние правила гласят, что Чарли и Дуле всегда рады! Это ясно?

– Д-да. Ладно… понял! Прости… прости, Гарри!

Драко держал глаза опущенными до тех пор, пока Поттер не выскочил из комнаты. Ему было мучительно стыдно. Весь разговор оказался жуткой катастрофой; его лицо горело, лоб покрылся каплями пота. Он был неправильного мнения обо всех в этом доме, полагая, что они, как чистокровные, разделяют точку зрения, присущую другим чистокровным - таким, как его отец, и унизил себя перед Гарри, который очень плохо воспринял его слова. Все-таки упоминание о людях, которые… которые делают это друг с другом… добровольно… было довольно противным, и он немедленно вспомнил то, что страстно желал стереть из памяти.

Это было неправильно. Если бы он не был одурманен наркотиками, если бы его не принудили, он бы никогда не сделал таких ужасных вещей! Ни под каким предлогом! Он бы не имел таких чувств к Гарри, если бы не был испорчен всем тем, что делал. Это Лестрандж виноват! Он не был треклятым педиком… не мог им быть! Рудольфус сказал, что наркотики заставят его воспринимать все как должное и что они сделают все ощущения приятными. То, что делал МакНейр… это было реальностью… то-то и оно, что эта реальность такой и была. Пагубной, извращенной, злой и неправильной.

Драко почувствовал, что начал задыхаться, панические вдохи становились все чаще и тяжелее. Он нащупал склянки на столике и откупорил успокаивающее зелье. Ему пришлось изрядно повозиться с пробкой. Спасительная магия окутала его, замедляя пульс, сглаживая беспокойство; дыхание стало глубоким и размеренным, что, в свою очередь, избавило его от головокружения. В таком состоянии он, конечно, не хотел видеть никого постороннего. Драко до смерти боялся Кингсли Шеклболта и, по правде говоря, не испытывал сильного желания сидеть за одним столом с человеком, из-за которого ему придется весь ужин помалкивать и без конца дергаться.

Он решил не ложиться спать сегодня вечером. Вот… если бы только он не чувствовал желания уснуть от одного лишь упоминания о подушке, то смог бы сделать что-нибудь с овладевшим им изнеможением. Во сне кошмары и воспоминания, которые во время бодрствования скользили где-то по краю его сознания, становились смелее и проявляли себя, и Драко задрожал - он знал и боялся того, что будет, когда его воля ослабеет и сон одержит над ним победу.

– -------------------------------------------------------

Кингсли

Шеклболт пришел точно к шести. Он даже не переодел рабочую мантию, потому что покинул кабинет всего лишь за минуту до появления в «Норе». Молли засуетилась над ним, будто он и не был лидером британского магического мира. Артур Уизли уже долгое время оставался его лучшим другом. Он никогда не спекулировал своим членством в Ордене, чтобы сделать карьеру, и никогда лишний раз не напоминал о себе другим - кроме тех случаев, когда старался хорошо выполнить свою работу, довольствуясь ролью совершенно домашнего человека. Это были люди, которым Кингсли полностью доверял и не стал бы манипулировать ими даже ради тысячи голосов. Кое-что в этой жизни было бесценным, и такие друзья относились как раз к этой категории.

Тем не менее, занятие политикой научило Кингсли многим вещам. В том числе умению улыбаться, когда он был глубоко погружен в мысли, безраздельно занимающие его. В доме царило напряжение, оно было почти ощутимым и передавалось его обитателям. Гарри, Молли и Артур выглядели уставшими, измученными и издерганными до крайности, как будто их нервы были истрепаны до предела, и Кингсли не мог не заметить этого. После того как он поинтересовался самочувствием Уизли, искренне заботясь о здоровье друзей, то был удивлен, узнав, что Малфой-младший получил здесь убежище. Конечно, это объясняло некоторое напряжение. Кингсли ожидал, что это было побочным продуктом ночной вылазки Гарри, но предоставление убежища осужденному и освобожденному Пожирателю Смерти совершенно опровергло его предположения. Он мог представить рядом с Поттером только одного Пожирателя Смерти - мертвого, а уж тем более, если речь шла о Малфое!

Ужин был подан в семь, и после парадных блюд, которые подавали на приемах и банкетах, добротная тушеная говядина и свежий хлеб с маслом казались приятным разнообразием. Беседа проходила под щелканье спиц Молли, и Кингсли непроизвольно погрузился в воспоминания. Да, то были трудные времена… Целый год Орден размещался на Гриммаулд Плейс, люди работали только благодаря отчаянной надежде на выживание. И стряпня Молли Уизли способствовала поддержанию бодрости духа. Она вполне заслуженно получила свой Орден Мерлина. Молли кормила дюжины ртов, она почти год хлопотала на кухне по восемнадцать часов в день. Кингсли скучал по знакомым лицам и был огорчен тем, что именно ему довелось принести в «Нору» плохие вести.

Поттер был самой настоящей загадкой. По нему никогда нельзя было сказать, что что-то происходит. Он казался спокойным и задумчивым - но это же был Гарри, он всегда был одиноким задумчивым мальчиком, таким же, как и при их первой встрече. Слабый намек на нервозность появился лишь тогда, когда Кингсли попросил познакомить его с Драко, но обеспокоенность Гарри можно было объяснить банальным удивлением: год назад Драко уже допрашивали в Министерстве, и Шеклболт лично вел дознание.

Он поднялся по лестнице с чашкой чая в руке. Драко в одиночестве сидел на кровати, которая казалась огромной, потому что из-за худобы Малфой-младший стал похож на скелет. Шрамы, покрывавшие его голые плечи, заставили Кингсли насторожиться. Драко смотрел на него изможденным, затравленным взглядом и напоминал принесенное в дом животное, с трудом подавляющее инстинкты самосохранения Юноша нервно смотрел на него и беспокойно ерзал.