Спасибо одиночеству (сборник)
Шрифт:
Папаша занимается оптовыми поставками вот этого дерьма.
Ты разве не в курсе? Нет? Или папашу продавать не хочешь? Да мне это без разницы теперь. Бери. Кури.
Антифик нахмурился.
– С чего это вдруг? – Голос у юноши сорвался на фальцет. – Я не буду… Я не курю…
– Только не надо мне пудрить мозги.
Глаза паренька заюлили. Он посмотрел на трубку телефона. – Ну, допустим, курю, только вам-то что? Какое дело?
– Самое прямое. Держи. Кури, сказал.
Опуская глаза, Антифик руки за спину спрятал. Прыщеватые
– Я не буду.
– Будешь. – Я не хочу.
– Надо, милый, надо!
– Иди ты… – Зубы подростка ожесточенно оскалились, напоминая страшную улыбку вурдалака, напившегося крови – так Полынцев подумал в тот миг, потому что не знал дикой моды среди молодёжи: у паренька были разукрашенные зубы – серебряные грилзы с золотым напылением.
Фёдор Поликарлович на несколько мгновений растерялся, – никогда ещё не видел улыбку вурдалака.
– А ну, пошли! – Полынцев схватил его за шиворот. – Где твоя комната?
– А вам какая разница?
– Да чёрт с ней! – Он заглянул в просторный зал. – Давай сюда. Значит, не будешь курить? Или всё же затянешься?
– Нет. Не буду.
Незваный гость развёл руками.
– Ну, значит, придётся тебе прыгать на трезвую голову.
– Куда это прыгать? Зачем?
Антифик хотел, было, в прихожую рвануться – на площадку, но Полынцев опередил. Крепко схвативши за руку, он заволок парнишку обратно в зал. Распахнул широкое окно.
Утренняя свежесть в комнату нахлынула, ветерок зашелестел газетой, лежавшей на столе.
– Семнадцатый этаж? Элитное жильё! – Полынцев удовлетворённо хмыкнул. – Ну, это даже выше всех мечтаний. Ты в армии, конечно, не служил? Родители отмазали, да? Есть такая хорошая мазь… Правда, очень дорогая, но мы ведь за ценой не постоим. Что молчишь? Не служил? С парашюта не прыгал?
– Не прыгал.
– Ну, тогда объясняю. – Странный гость отпустил его руку, посмотрел в холодное небо за окном и стал городить околесицу: – Если не открылся основной – дёрнешь за колечко запасного. Понял? Оно вот здесь, на брюхе…
– Какого запасного? – Антифик попятился от окна. – Уходите! Я в милицию буду звонить!
– А может, лучше в скорую? – Полынцев зверовато осклабился, ухватив паренька за грудки. – Ах ты, сучок! И ты ещё милицией грозишь?
Лицо паренька исказилось, задрожавшие губы раздвинулись. И опять «улыбка вурдалака» промелькнула – разноцветно разрисованные зубы.
– Что вам надо от меня? – стал канючить паренёк, вытирая под носом.
Засунув дрожащую руку за пазуху, Полынцев достал фотографию, подмятую на верхнем уголке.
– Знакомо? Ну? Чего молчишь?
Не мигая, паренёк уставился на лицо миловидной дивчины.
– Знакомо, – прошептал дрожащими губами.
Раздувая широкие ноздри, Полынцев продолжал:
– Ты ей дал попробовать? Вот эту дурь… Я спрашиваю: ты?
– Ну, не я бы, так другой кто-нибудь…
– Повторяю вопрос: ты ей дал?
– Ну, я…
Странный
Часы на стене в тишине равномерно постукивали секундною стрелкой.
– Нравилась она тебе?
Щёки паренька залил румянец.
– Нравилась.
Непрошеный гость задышал тяжело и прерывисто, будто в гору полез.
– Любил, наверно? Говори!
– Да… – В глазу паренька засверкала слеза.
– Ну, вот! – Полынцев криво улыбнулся. – Теперь повенчаетесь! Все браки происходят на небесах!.. Давай, кури, Антихрист! Кури, подонок!
Юноша захныкал, глядя на фотографию.
– Дяденька! – пролепетал он, размазывая слёзы. – Я больше не буду!
Полынцев покачал головой в знак согласия и прошептал: – А больше и не надо. Всё. У меня второй ведь дочки нет. – И вдруг опять он во всё горло закричал: – Кури, Антихрист! Кури, скотина! Кури, ублюдок!..
Паренёк ещё раз попытался выскочить из комнаты и нарвался на чудовищный кулак – будто чугунное ядро в лицо попало. Широко взмахнув руками, Антифик отлетел на диван, задребезжавший пружинами. Посидел, покашлял, вытирая разбитые губы. От боли и отчаянья он уже не понимал, что происходит. Сплёвывая сукровицу на пол, на дорогой ковёр, он поднялся, начал рыться в каком-то ящичке, богато украшенном замысловатой резьбой. Там хранились трубки – целый набор для курительных смесей.
Тонкие пальцы, не знающие серьёзной работы, мелко дрожали, когда он заряжал фигуристую трубку – крошки «безобидных благовоний» падали на рубаху, на пол.
Зажигалка раза три вхолостую чиркнула, выскребая синеватые искры. Юноша отбросил зажигалку – спички взял.
После двух-трёх затяжек глаза его неожиданно преобразились. Дурея от «невинных благовоний», Антифик повеселел. Вскидывая голову, дерзко посмотрел на гостя и, закружившись по комнате, расхохотался так, что Полынцеву захотелось уши заткнуть.
– Балдеж! – прикрывая глаза, прошептал паренёк. – Красота для тех, кто понимает!
С каждой секундой всё больше бледнея, пьянея, он терял равновесие – зацепил рукою и вдребезги разбил дорогую хрустальную вазу, стоявшую на столе. Опрокинул деревянный стул с фигурной спинкой, с ножками из морёного красного дуба. Полусумасшедшие глаза его дико и отчаянно блестели.
Выпадая из реального времени, юноша стал лихорадочно куда-то собираться: белую рубаху вынул из комода, брюки, но тут же побросал всё это на пол и опять, самозабвенно присосавшись к трубке, расхохотался – кровавая слюна стеклярусными нитками, подрагивая, медленно стекала на подбородок. Потом, откинув пустую трубку, Антифик закружился белкой в колесе, хватаясь за шифоньер, за шторы – тонкая материя затрещала под потолком и порвалась. А вслед за тем он стал ногтями, точно когтями зверя, царапать цветочки на обоях – на стенку попытался влезть. Упал, затылком едва не ударившись, об угол стола. Сидя на полу, пространно ухмыляясь, Антифик плюнул перед собой.