Спасибо одиночеству (сборник)
Шрифт:
Дамочка, поправляя локон у виска, похвалила:
– Классно играешь. – Стараюсь.
– Научи! – Она многозначительно смотрела, поедала жаркими глазами.
– Будет время – полетаем, – непонятно как-то пообещал игрок.
Из табачного тумана выплыл парень с жидкой бородёнкою, в тельняшке. Склонился над столиком.
– Слушай, лабух! Тут забито! – предупредил, глазами показывая на белокурую. – Так что вали по тундре!
Скрипалёв смиренно улыбнулся, но глаза горели смело, дерзко. Страна Плотогония налила его тело бурлацкою силой – баржи запросто
– А с какой это стати я должен валить? Это ты ведь ко мне подвалил.
Парень в тельняшке вынул руки из карманов.
– Вали по тундре, я сказал. Даю минуту. – Ноготь его постучал по циферблату часов. – Время пошло.
Перестав играть, Пашка с сожалением вздохнул, поправляя непокорный чубчик.
– Что? Тельняшки будем рвать? Макароны морскими узлами завязывать?
– Вали по тундре, говорю!
И вдруг над ними замаячила фигура неуклюжего танцора. Шумно шмыгнув мясистым носом, Тиксимович показал бородатенькому свой здоровенный кулак.
– Чурку видишь? – пробасил.
Крупная «чурка» была, сучковатая, в занозах и смоле, все драчуны стороной обходили этот знаменитый северный кулак.
– Тиксимович, да ладно, я так, ничего, – залепетал бородатенький, растворяясь в табачных волнах.
Парни наконец-то отремонтировали магнитофон – на стене замигали раскрашенные лампочки, и загремела такая музыка – потолок может рухнуть.
– Окончен бал, тушите свечи! – подытожил Скрипалёв, шагая за дверь кабака.
Ветер над бухтой плескался. Редкая чайка вскрикивала. Кругом было сонно, безлюдно, только северные добрые собаки шубами валялись на сухих пригорках и на деревянном, скрипучем тротуаре.
«Удивительное всё-таки создание, – остановившись, Птаха поглядел на лайку. – В городах такие не живут, там всё больше озлобленные. Да там и люди-то порою как собаки».
Белыми ночами его томила странная бессонница. Вот и теперь он не знал, куда себя деть и что делать. И он пошёл, куда глаза глядели – за посёлок. Хотелось уйти далеко-далеко, туда, где заманчиво голубела и подрагивала нитка горизонта, где мерещилось нечто привольное, нежное.
После школы он уехал из Привольного, окончил музыкальное училище, хотел учиться дальше, но подоспела армия. Была возможность отбояриться от службы – не пожелал. Настоящий мужик никогда не будет увиливать от того, что зовётся долгом, защитой Отечества. Ну, а потом, после армии, мысли про учёбу отодвинулись; не хочу учиться, хочу жениться.
Перед ним возникла дивная Мальвина – статная, грудастая, с глазами, похожими на цветущие мальвы. Длинноногою, стремительной походкой Мальвина вошла в его внутренний мир и всё перекроила, переставила на свой манер и вкус: Пташка оказался покладистым мужем. Гитара, поначалу умилявшая Мальву, с первого плана перекочевала на второй, на третий, а потом вообще за пыльную печку задвинулась – житейская проза давила. Пока они жили вдвоем, было терпимо, но появился ребёнок и в общежитской комнатке стало невмоготу – тесно, душно.
Квартирный
Так прошло полгода, год. Заводские начальники мягко стелили – обещали квартиру, но не спешили, знали, что работничек сразу удерёт.
Мальва потихоньку стала желчью истекать – какой же ты, дескать, мужик, если не можешь обеспечить элементарным жильем.
Отворачиваясь от жены, он молча, раздражённо зубы «стачивал» возле общежитского пыльного окна. Смотрел в ночную тёмень и терзался думами: «Раньше она так не говорила. Марва! И не зубоскалила. Что это значит?»
Нежное имечко Мальва как-то незаметно превратилось для него в нечто рычащее – Марва. После рождения сынишки она располнела, обабилась. Двойной подбородок нежное сальце свесил; груди тоже будто салом налились – распирали кофточки и платья, которые жена не успевала перешивать. Но это перемены физического свойства. В конце концов, на это можно было закрыть глаза. А вот перемены в характере, в поведении Мальвы – это не могло не беспокоить.
Чёрт знает, сколько ещё на заводе пришлось бы ему резать «железных поросят», но вдруг случился резкий поворот в семейном сюжете.
– Нам квартиру дали! – однажды с порога сообщила жена, радостно сияя глазками-мальвами.
– Ну, слава тебе, господи! – Он тоже засиял. – Значит, всё-таки добил я этих оглоедов. Я вчера ходил по кабинетам, позавчера. Тебе не говорил, чтоб зря не обнадеживать. А вот им прямо так и заявил: я вас добью!
Одёргивая юбку, Мальва усмехнулась. – Добил! – сказала как-то многозначительно.
Сердце Пашки отчего-то дрогнуло, но буксовать на ровном месте не было причин, тем более что Мальва открыла сумку, вино достала, фрукты.
– Муж, объелся груш! Давай обмоем!
Она как-то странно себя стала вести – вызывающе, подковырками.
– Что с тобой? – Ничего. Наливай.
Он посмотрел, как Мальва жадно выпила. – А чего ты глушишь? Как грузчики в порту.
Тыльной стороной ладони она вытерла кровавый отпечаток вина, оставшийся на губах.
– Большая радость – большая выпивка. Кажется, так твой папенька покойный говорил?
Отодвинув рюмку нетронутого красного вина, Скрипалёв оделся.
– Пойду, схожу за сыном.
Возле детского садика он остановился, напряжённо глядя в голубую даль, где пропадало солнце. Рваные чёрные тучи клубились на горизонте. В чёрной сердцевине туч время от времени сверкало, будто распускались и тут же вяли поднебесные цветы. По степям катилась первая весенняя гроза, с каждой минутой свежело. Деревья широкой своей парусиной ловили крепкий ветер – молодая листва трепетала, бледнея исподом. Ласточки слетели с проводов – попрятались. За рекою на лугу лошади встревожились – гривы трепетали на ветру.