Спасибо за покупку
Шрифт:
— Юль, сходи к Клаве, поговори. Застать противника врасплох — лучшая тактика.
— Да ты что?! — перепугалась Юлька. — У меня и адреса нет… — Она почувствовала себя какой-то внутренне согбенной под тяжестью действия, которое он от нее требовал, которое взваливал на нее столь бесцеремонно. — И сил нет, Саша… — Это вырвалось само и прозвучало, как «Пожалей!».
Но он, как видно, придерживался того мнения, что жалости тут недостаточно:
— Сил нет, законно. А адрес есть. Пошли!
Клава жила поблизости от магазина. Жила в пятиэтажном
Назвав номер квартиры, Саша подтолкнул Юльку ладонью в спину:
— Иди!
— А надо? Зачем?
Сейчас, когда они пришли, спрашивать об этом было глупо, но Юлька хваталась за соломинку.
— Опять двадцать пять! — буркнул Саша и отчеканил с армейской определенностью: — Пойдешь потолкуешь, ясно?
Звонка у Клавиной двери не оказалось. Она постучала. С минуту к дверям никто не подходил, и Юлька было обрадовалась неожиданному везению: никого нет дома, можно исчезнуть. Но тут замок щелкнул, и дверь отворилась. На пороге стояла девочка лет двенадцати в слишком коротком для нее коричневом платьице. Беленькая такая девочка, с угловатой фигурой, голенастая и очень сосредоточенная. Светлые бровки ее хмурились, и Юлька почему-то подумала, что от посетителей этой квартиры девочка уже давно не ждет ни доброго, ни хорошего.
— Вам кого? — спросила девочка, продолжая сдвигать бровки и сохраняя между ними морщинку.
— Мне Клаву, — сказала Юлька и поправилась: — Клавдию Ивановну.
— Мам, к тебе! — крикнула девочка уже на ходу. Она ушла в кухню и плотно закрыла за собой дверь.
Квартира у Клавы была однокомнатной, так что думать над выбором пути Юльке не пришлось. Хозяйку она обнаружила сидящей на тахте, вернее, это был матрац с подбитыми к нему ножками, покрытый чем-то неопределенным. Здесь же сидела вторая Клавина дочка — девочка лет трех, не больше, тоже беленькая. Перед ней расположились куклы, несколько штук. Куклы были старые, давно заигранные. Да и в обстановке самой комнаты — скудной и разноперой — тоже чего-то не хватало: не хватало каких-то вещей важных и обязательных.
Девочка остановила на Юльке взгляд больших серых глаз и зашевелила губами, будто решала про себя трудную жизненную задачу. Наконец, видимо решив ее, сказала уверенно:
— Тетя.
Клава стянула девочку с дивана.
— Иди к Маруське! — И легким шлепком подтолкнула дочку.
На Юльку Клава не смотрела, взяла одну из кукол и теребила в руках.
— Зачем пришла?
Еще несколько минут назад Юлька и сама спрашивала себя об этом, но ни тогда, ни сейчас ответа не находила. Впрочем, ответ, конечно, существовал: пришла, чтобы заставить Клаву признаться. Но как? Как это сделать?.. А вдруг Клава тут ни при чем? Что, если не она подстроила эту штуку с весами?
— Клава, — сказала Юлька, едва шевельнув губами, и удивилась,
— Какого еще шофера?
Клава, часто моргая, смотрела на Юльку, ничего как будто не понимала. Да и сама Юлька не понимала, почему задала этот вопрос, кстати, не слишком деликатный. И что он мог прояснить? Правда, проклятый вопрос мучил ее с первого дня и, не будучи решенным, заставлял сторониться Клавы, породил отчужденность, глухую, как кирпичный забор. Только сейчас-то зачем было спрашивать о шофере? Чтобы не говорить о своем, о главном?
Юлька, как и Клава, сидела на тахте и тоже теребила в руках одну из кукол.
— Это который сказал, что контрольную берет? — вспомнила, наконец, Клава и хихикнула в кулачок. — Не-е, ничего не было. Я такими делами не балуюсь. — Помолчав, она пояснила: — Двое детков у меня — шутишь? Зинка и Маруська… Одна с имя морочусь. Муж-то был, да весь вышел.
— Все-таки странно…
— Чего это?
— Ну, хорошо, ладно, банку со сметаной сам шофер мог уронить, — великодушно предположила Юлька. Одновременно она думала с тоской о том, что от основной, касающейся ее темы уходит все дальше и дальше. — А масло? Ты же бросила его в лоток, чтобы не взвесили!
— И сметану я сковырнула, — спокойно призналась Клава, — испуг меня настиг… Как тот шофер рявкнул, что контрольную будет брать, меня шибануло, точно паром каким… «Господи, — думаю, — святые угодники, а ну, что не так?..» Я, видишь, мыслями своими отвлеклась, когда товар ему взвешивала, и не помню, так или не так. Третью смену тогда отстаивала, а девчонки гоняли беспризорные… «Господи, — думаю, — ведь засодют! Куда Зинка с Маруськой денутся? Куда?!» Страшным он мне почудился, шофер-то, пронзительным…
— Но если бы ты даже ошиблась, можно было потом все объяснить, сказать Виктору Егоровичу… — напористо начала Юлька, однако тут же скисла и больше не продолжала, вспомнив кое-что из своего сегодняшнего печального опыта.
— Гы-ы, — сказала Клава, — это кто ж нам, торгашам, поверит?.. Для таких, как мы, правды-то нету. Где она, правда?.. Видала ты ее? Встречала?.. Или, может, тебе кто поверил, что не лепила ты вовсе жир к весам и совсем не виноватая?
— Нет, никто…
Юлька опустила голову, слезы быстро-быстро закапали на платьице куклы, которую она держала в руках. Платье намокало, и Клава отобрала у нее куклу.
— Испортишь, — сварливо сказала Клава. Хотя что уж там было портить: кукла старая, платьице замызганное, в пятнах.
Юлька заплакала громче, и плакала как-то очень беспомощно, именно так, как маленькая девочка, у которой отобрали куклу, — очень похоже. Иначе зачем бы Клаве возвращать Юльке игрушку:
— Держи, не плачь… Не реви, ну…
Юлька покивала Клаве и, как ни странно, действительно затихла. Слезы, правда, продолжали капать, но теперь она держала куклу дальше от себя и платьице не намокало.