Спасите, мафия!

Tamashi1

— И впрямь неожиданно, — удивленно протянул Дино, а я коротко кивнула и начала седлать Торнадо. Парни своих лошадок уже оседлали до моего прихода, и мы дружною гурьбою отправились на инспекцию владений семьи Светловых…

POV Лены.

Небеса. Темные, грязно-серые, безмолвные. Облака. Почти черные, несущие влагу, которая вскоре напоит иссушенную землю. Ветер. Порывистый, холодный, безучастный к бедам тех, кого он овевает…

Нет, я не романтик. Я прирожденная язва. Но когда умирают звери, мне больно, как и им… И хуже всего то, что наши доблестные трудяги без остатков совести забили на нас, вместо того, чтобы забить тех, кого было необходимо. Амаймона на них нет, право слово! На дыбу, на костер, Чезаре

Борджиа в сестры! Нет, я не жестока — я справедлива. Потому что теперь это придется делать одной из нас. Я никогда не соглашусь, Катерина тоже, значит, всё рухнет весом «Титаника» на Марию. А жаль, она ведь прежде такого не совершала. Вот пойти из дробовика солью пальнуть в пятую точку обидчика — это она может, запустить туда же нож — тоже, что делала многократно, и не только в пятую точку. А животное обидеть — никогда, и я ее за это уважаю. А впрочем, не только за это. Если ей сейчас потребуется моральная поддержка, от меня ее дождаться — как от погоды в Сахаре — минус сорока по Цельсию, но поприсутствовать я могу, хоть и отвернусь, конечно. Может, ей хоть немного легче станет? Откуда во мне вдруг взялся этот пацифизм к ближнему, а точнее, к моей сестре? Странно и нелогично. А с логикой я дружу. Иногда. Когда мне это выгодно, и она не заставляет меня снимать розовые очки глобального начхательства и галлюциноза, хотя галлюцинациями я и не страдаю. А может, не розовые, а черные: ненавижу флафф, розовые сопли, того же цвета пони и слоников, а также введение в заблуждение меня, недоверчивой. Так что да, черные. Как вороново крыло, волосы монгола и мои собственные мысли…

С традиционным тяжелым вздохом я направила стопы свои к клеткам с кроликами, но вместо нервно бегающей вокруг них в стиле Фореста Гампа и кухонных тараканов Марии, обнаружила того парня с прической, закрывавшей обзор и напоминавшей горшок (хорошо хоть, не ночной, хотя…), которую венчала диадема. Тоже мне, «девушка из высшего общества»… Платина-бриллианты озаряют сиянием своим путь его. А впрочем, сияние бриллиантов — это отражение света ночного или дневного светил, а также флуоресцентных ламп и ламп накаливания, кои являют собой символ самосовершенствования и саморазрушения светом, бриллианты же — лишь зеркала и способны сиять лишь в присутствии того, кто несет им блики.

Парень по имени Бельфегор взвесил в руках молоток, который, видимо, был еще с утра положен на клетки Марией — я видела ее с ним в руках, и вдруг ухмылка с его губ исчезла. Не ведаю, нахмурился ли он, да и не мое это дело, но он явно не радовался тому, что должен был совершить. Это признание того, что перед смертью все равны, или он не такая уж идиотствующая бездушная гадость, коей кажется на первый взгляд? Принц Датский вытащил из клетки кролика, и я отвернулась. Нет, на подобное зрелище меня не хватит. Но я решила остаться и всё же оказать посильную моральную поддержку своим присутствием «Мальчику с ножичками».

Ветер согнал тучи прямо над нами, и я тяжело вздохнула. Послышался раскат грома, и на щеку мне упала первая слезинка небес. Не плачьте, не стоит. Плакальщицы на могилах — пережиток старины, пафосности и двуличности, а я приверженец натурализма и явления миру большей части того, что в душе, либо полного ее сокрытия. От звуков извне я постаралась отрешится и мысленно напевала песню группы Lacrimosa «Der morgen danagh»: готика — это то, что нужно для проводов милых ушастых созданий… Минут через двадцать я обернулась — Бельфегор закончил, и я нахмурилась, глядя на него. Он не улыбался, но и явно не грустил, и мне захотелось с особой жестокостью превратить его в жертву слэша рейтингом NC-21… Нет, я не жестока — я справедлива. И не важно, что недоделанный Гамлет нам только что помог. Просто жестокости к животным я не терплю, а вот к людям — легко…

Я направилась к почти Шекспировскому герою, но он заметил меня еще издалека, хоть я и хожу абсолютно бесшумно, и, обернувшись, спросил:

— Неужто Принцесса пришла проведать Принца?

— Мечтать не вредно, — безразлично ответила

я, не глядя на него, но отмечая боковым зрением, что Бельфегор вновь разулыбался, как безумный Чеширский Кот. У него даже полосочки такие же, жаль, хвоста нет…

— Быть может, Принцесса пришла увидеть Ее Величество Смерть во всей красе? — усмехнулся неандерталец со средневековыми манерами, забывший о любви к ближнему и заботе о слабых.

— Я не считаю смерть беззащитного животного тем, чем можно любоваться, — холодно ответила я и безразлично на него посмотрела. — Если Вы этого не понимаете, какой же Вы «принц»? Тиран? Деспот? Или Вы считаете, что животных можно губить, как и людей, но при том оставаться в душе добрым правителем?

— Я не наслаждался смертью этих зверушек, — рассмеялась странным смехом венценосная особа с паранойяльными проявлениями по отношению к своему титулу. — Мне просто было всё равно.

— Да? — протянула я. — Это значит, Вы подтверждаете, что принц из Вас как из Алигьери — автор пародий.

— Принцесса забывается, — явил миру безумную ухмылку абсолютного параноика с галлюцинаторными составляющими анамнеза Бельфегор, и в тонких бледных аристократических пальцах со скоростью читки рэпера замелькал стилет, так ведь он назвал эти ножи? Да, то, что я делаю вид, будто не слушаю чужие разговоры, не значит, что я глуха, как Большой Ух, которому уши оболтали.

— Ну давайте, пришибите меня, как этих кроликов, Вы же тиран, — бросила я и перевела взгляд на небо.

— И Принцесса не боится боли? Ши-ши-ши, — то ли он и правда интересуется, то ли издевается. Впрочем, не важно, отвечу правду, потому как лгать не люблю… Проще промолчать, если ответ не устраивает.

— Боли боятся все, даже те, кто говорит обратное, — едва заметно пожала плечами я. Я вообще статична, как памятник калоше… — Весь вопрос в том, какой силы должна быть боль, чтобы человек ее испугался.

— Ши-ши-ши, а какой боли боится Принцесса? — вопросил Чеширский Кот, свалившийся нам на голову вместе с толпой себе подобных — неимущих.

— А Вы мне ее причинить собрались? — безразлично спросила я, глядя на хмурые небеса. Вот честно, мне как-то всё равно. Как говорится: «Убьет, не убьет — да пофиг», — потому что я уже давно отказалась от идей долголетия, реинкарнации и отсиживания «до лучших времен» в горах Тибета с буддистскими монахами. О нет, я не собираюсь лезть в петлю — я же не страдаю асфиксиофилией и кайфофать от этого вряд ли буду, а результат мне не интересен. Я, может, и гот, но не суицидник. Вот только если меня в эту самую петлю кто другой отправит, вряд ли я от этого расстроюсь так, как если бы Lacrimosa распалась. Брр, о последнем даже думать страшно, право слово…

— Ши-ши-ши, — раздался у меня над ухом то ли смех, а то ли шипенье (правда, жаль Бельфегор не «виденье», но он и не девушка, а я не Макс Леонидов, об этом петь).

И в тот же миг… хотелось бы сказать «влюбленное созданье, включив форсаж, умчалось на свиданье», но нет, Полосатое Безобразие с улыбкой маньяка-садиста не умчало. Напротив, мою левую руку в области предплечья пронзила острая боль. Я вздрогнула и резко отдернула руку, а затем оглянулась и уставилась на местного садиста полным презрения взглядом. Впрочем, ему на это явно было наплевать — он безуспешно изображал Джоконду, а в тонких бледных пальцах мелькал окровавленный стилет.

— О да, Вы точно «Принц», — холодно сказала я, глядя на штору из соломенных прядей, успешно маскировавшую органы зрения садиста. — Манеры из ушей торчат. Нападать на безоружного очень «по-царски». Мне Вам реверанс сделать или обойдемся хвалебной одой, пока Вы меня не освежевали заживо от осознания собственной важности и моей никчемности?

— Принцессе стоило бы прикусить язычок, — усмехнулся он.

Ага, бегу и падаю, теряя тапки и роняя слезы.

— Может, Вам его мне вырвать, если не в состоянии заставить меня прекратить говорить без применения насилия и удовлетворения собственных извращенных потребностей в садизме? — хмыкнула я. — Правда глаза колет, да?