Спаситель мира
Шрифт:
— Ладно, оставим характеристики моим коллегам на вашей совести. Но поверьте, в милиции, простите за банальность, как и везде, встречаются люди разные. К сожалению, не только болваны, но и воры, взяточники. Однако стричь нас всех под одну гребенку не правильно. А вопрос мой таков: что представляет из себя ваша семья? Опишите подробно ее членов.
— Семья? — переспросил Соболев и достал из пачки сигарету. — Можно я закурю?
— Курите, только откройте окно пошире. Не люблю табачной вони, но нюхать дым все равно приходится часто.
— Тогда потерплю. — Алексей Владимирович убрал сигарету обратно в пачку и на мгновение задумался. —
Мужик, к которому ушла Лина, крутится в бизнесе и денег зарабатывает кучу. Но атмосфера, в которой теперь пребывает мать, Паше показалась душной. Там только деньги. Сын пару раз сбегал ко мне, а три года назад остался. У Лины появился маленький ребенок от бизнесмена, она утешилась и больше не скандалит. Теперь мальчик со мной, но я часто отсутствую по работе, поэтому постарался воткнуть сына в спорт, чтобы парень был загружен и не болтался на улице. Во время моих командировок Паша живет у сестры. Вот и вся история.
Синицыну становилось понятнее, как парень попал в секту. Слишком много времени он был предоставлен самому себе.
— Павел, пока вы сидели на вулканах, нашел семью в гимназии Стерна?
— Нет, они сами его нашли. Абакин посещал спортивные секции и отбирал перспективных подростков. Он увлек сына идеалами гимназии. Стерн проповедовал «жизнь с улыбкой». Не надо желать большего, чем есть, — радуйся, твори и улыбайся. «Живая улыбка Стерна» подразумевает чистую открытую душу. Улыбайтесь, и это вас очистит от скверны. В устах человека, который мировую популярность получил из рук палачей, это звучит жутко. Но молодежь правды не знает и заглатывает приманку. Чем Абакин и пользуется.
— А бабушки, дедушки у Павла есть? — Слава мог сразу выложить нужный вопрос, но хотел дать Соболеву высказаться.
— Я вырос в детдоме, а у Лины мать жива, но она тяжело больна и обитает под Харьковом. Поэтому можно считать, что ни бабушек, ни дедушек у нас нет.
— Фамилия Гурьевич вам ничего не говорит? Это случайно не ваш родственник?
— Впервые слышу, — не задумываясь, ответил Соболев.
— Странно… — пробурчал Слава.
— Почему странно? Я чистокровный русак, Лина по матери хохлушка, а Гурьевич — фамилия или белорусская, или еврейская. Я против тех или других ничего не имею, но в нашем роду их нет.
— Если вы выросли в детском доме, откуда знаете свои корни? — на всякий случай решил дожать тему Слава. Он сам не помнил отца. Валерий Николасвич Синицын погиб в автомобильной катастрофе, когда мама еще лежала в родильном доме, а Славе шел первый день жизни.
Но Соболев отца с матерью помнил:
— Я попал в детский дом в восемь лет. Мои родители летели с юга на самолете. Самолет упал. А бабушку и деда расстреляли в Карелии и похоронили в общем рву. Поэтому у нас с могилами предков напряженно, а с корнями все в порядке.
— Тогда у меня больше вопросов нет, — заторопился Синицын — Кофе попьете?
— Времени мало. После нашего разговора работы у меня прибавилось. — Расставаться с Соболевым ему не очень хотелось. Этот мужик нравился Славе все больше, и он бы выпил с ним кофе, но новый поворот событий требовал быстрой реакции.
Соболев проводил Славу до холла и, вызвав лифт, попросил:
— У вас есть роман Каребина. Не могли
— У меня есть два экземпляра. Но один читает в камере Павел, а второй является вещественным доказательством, и кроме сотрудников отдела я никому доверить его не имею права, — объяснил Синицын.
— Вы дали сыну почитать роман?! — поразился Соболев.
— Да, я решил, что ему это будет полезно. Через сорок минут у меня с Павлом в райотделе очередная беседа, поглядим, не изменилось ли его отношение к этой секте…
— Вы и. вправду удивительный милиционер. Если это не выходит за служебные рамки, скажите Паше, что я ему верю.
— Не выходит, — заверил старший лейтенант и, ступив в кабину, добавил:
— Когда Павел закончит чтение, распечатку романа получите вы.
После чего двери лифта закрылись.* * *
Наладив революционное подполье в Минске, Глеб Иванович Бокий в начале мая вернулся в Москву. Выглядел он бледнее обычного, поскольку туберкулез весной дает вспышку.
Первый день в столице начался бурно. В десять утра его уже ждал председатель ВЦИК, к двенадцати надо было успеть на Лубянку, там Феликс Эдмундович собирал секретное совещание, на которое опаздывать не следовало.
Посыльный от Дзержинского предупредил, что и после обеда у Глеба Ивановича свободного времени не будет, поэтому на сегодня никаких личных встреч ему лучше не назначать. Даже свидание с братом Бокий вынужден был отложить на следующий день, хотя время Бориса Ивановича было расписано не менее жестко, чем у него, — он восстанавливал для Советов Российскую горную академию и свободной минуты не имел.
Позавтракав в «Савойе», где для него забронировали номер, Бокий вышел на улицу. Из Кремля ему по телефону сообщили, что «Роллс-Ройс» Владимира Ильича из ворот вышел, и Глеб Иванович в ожидании автомобиля прогуливался возле парадного.
На московских тополях, захлебываясь весенним теплом, чирикали воробьи, по тротуару прохаживались парочки. И даже несмотря на голодное время, девушки умудрялись выглядеть по-весеннему привлекательно. Но приезжий, поглощенный своими мыслями, ничего не видел и не слышал. В Белоруссии Бокий устал, даже не от работы, которую делать умел, а от своего странного положения. Он понимал, что сослан в Минск, чтобы не злить Зиновьева, который терпеть не мог бывшего соратника. Куда теперь ему прикажут убраться? Глеб Иванович в подковерных сварах никогда участия не принимал и относился к ним с брезгливым презрением. В боевые революционные времена это всех устраивало. После переворота, когда наступил час дележки черствого «русского пирога», его откровенное пренебрежение к земным благам многих раздражало. "Что вожди придумают на этот раз? " — думал он о своем предстоящем назначении. Глеб Иванович ничего не знал, и от этого немного нервничал.
Он так задумался, что не заметил машины. Кремлевский водитель вынужден был подать сигнал клаксоном. Бокий вздрогнул, поднял голову и, увидев автомобиль, быстро зашагал к нему. Шофер хотел открыть дверцу, но Бокий раздраженным жестом пресек его намерение и забрался на сиденье без посторонней помощи.
Бывший председатель Петроградского ЧК ожидал увидеть в кабинете Ленина массу народа. Он несколько раз бывал здесь и всегда заставал невероятную суматоху. Но сегодня, к его удивлению, вождь сидел в кабинете один. При виде Глеба Ивановича он резво выпрыгнул из кресла и мелкими шажками побежал навстречу.