Спасительная любовь
Шрифт:
— Ты так прекрасна, — шепнул он ей на ухо, становясь за спиной и вынимая шпильку из ее волос. — Твои волосы как шелк, ты пахнешь яблоками и ванилью.
— Я пекла. — От одного его запаха она задрожала всем телом. От одного прикосновения его пальцев. — Остановитесь.
Как всегда, сердце ее забилось учащенно, груди набухли и распирали корсет. Боже, как это все волновало ее, обещая ощущения, которые она могла только воображать. Надеяться.
— Я не могу остановиться. — Его голос был напряженным, он прижался губами к коже за ее ухом. Еще одна булавка оказалась
Она сама не поняла, как подалась назад, просто чтобы ощутить тепло его тела, прижатого к ней. «Прикоснись ко мне, — думала она, слишком нетерпеливая, слишком жаждущая, чтобы не пойти ему навстречу, — люби меня».
Они учились вместе. Трогали друг друга, шепча и целуя, пока невозможно становилось дышать, укрывшись в тенистых уголках, где никто не мог их увидеть, на вересковой пустоши за деревней.
Так было каждый раз, стоило им взглянуть друг на друга. Их пожирал голод, их обуревало желание найти укромное место, где они могли бы утолить его.
Он сделал еще шажок ближе к ней, его тяжелый стержень упирался ниже спины, она чувствовала быстрое и горячее дыхание где-то возле уха. Она застонала, откинула голову назад.
— Вы очень… плохой человек.
Она кожей почувствовала, как он улыбается.
— Очень плохой.
Она хотела, чтобы он делал с ней что-то, чему она не знала названия, не знала, как просить об этом. Больше, чем то, что они делали, когда удавалось на короткое время остаться одним. Она хотела…
— Они увидят нас, — возражала она, зная, что это символический протест, испуганная силой своего желания, которое удерживало ее на месте.
— Нет, не увидят. — Он лизнул ее ухо, и у нее ослабли колени. — Здесь слишком темно. Кроме того, Мэдди и Мод очень шумят.
Он склонился ниже, его губы терлись о ее кожу, посылая новые волны озноба.
— Наклонись вперед. Положи руки на оконное стекло. Она покачала головой, старалась держаться спокойно.
— Как глупо. Они наверняка увидят нас.
Он тоже дрожал. Это заставило ее улыбнуться.
— Вовсе нет, — нежно уверял он. — Разве тебе не хочется почувствовать под ладонями прохладное стекло?
Ей пришло в голову, что это была бы единственная доступная ей прохлада. И прежде чем смогла убедить себя не делать этого, она немного наклонилась вперед и положила ладони на гладкое прохладное стекло окна на высоте плеч, открывшись для его прикосновений.
Он медленно, большими пальцами потрогал выпуклости ее грудей, осторожно покусал плечико, потерся о нее всем телом.
— Я не буду спешить, — ворковал он. — Я хочу, чтобы ты получила такое же удовольствие, что и я.
— Я получила… ах, удовольствие, — запротестовала она и мотнула головой, когда он снова куснул ее за плечо. Она бы могла поклясться, что плавится, невыносимое тепло коренилось глубоко внизу ее живота, в самой ее сердцевине, в том месте, до которого чувствительные пальцы Джека дотрагивались днем раньше. Об
— Я хочу дать тебе больше, — настаивал он, обхватывая ладонями ее груди. — Я хочу дать тебе все.
Она могла смутно видеть все в стекле, в которое било заходящее солнце: свое лицо, красное и беспокойное, свои вытянутые вперед руки, свои груди, похожие в сгущающихся сумерках на бледные луны, и Джека, тень сзади, чьи темные кисти выделялись на фоне ее белого платья и ее грудей. Греховная сцена в мирной библиотеке.
— Это нехорошо, — простонала она.
Он не произнес ни слова, просто наблюдал через ее плечо, как его изящные пальцы трогают ее грудь, как он зажимает ее соски между большими и указательными пальцами и крутит их, потягивает за них, а потом целует их. Она не могла пережить этого. Она не могла больше.
— Джек…
— Все хорошо, — успокаивал он, дыша ей в шею. — Мы любим друг друга.
Она не думала, что сможет остановить его, даже если его мать повернется в их сторону. Если она с криком вскочит на ноги и укажет на них. Если ее собственный отец появится на лужайке и заклеймит ее как шлюху.
— Лив, скажи мне, что ты тоже не можешь ждать, — умолял Джек. — Пожалуйста, скажи мне.
— Я не могу… ждать тоже, Джек. Я так люблю вас.
Она попыталась отвести руки назад, чтобы дотронуться до него, но он остановил ее.
— Нет. Нет, стой как стоишь.
— Что? — Она снова уперлась ладонями; в стекло. — Почему?
— Ты мне веришь?
Она не могла вздохнуть. Она не могла думать.
— Я верю вам.
— Ты хочешь этого, — сказал он. — Я обещаю. — Я… Да.
Она не могла задавать вопросы. Она ничего не видела, ничего не слышала, все сосредоточилось в том месте, где были его руки. Она не могла выдержать этого. Она не могла ждать. Ее глаза закрылись, она знала, что ноги не смогут держать ее долго.
Продолжая держать руки на стекле окна, она изогнулась, готовясь повернуть к нему лицо для поцелуя. Она открыла глаза, чтобы увидеть любовь в его глазах цвета морской волны.
И сразу все стало казаться неверным. Ускользать от понимания.
— Я знал, что ты в конце концов придешь ко мне, — шептал он ей в ухо. — Я знал, что ты тоже хочешь меня.
Еще не обернувшись, она каким-то образом уже знала. Еще до того как пришла беда, глаза у нее широко раскрылись, и рот тоже.
Потому что когда она обернулась, не Джек улыбался за ее плечом. С лицом, блестящим от пота, со спутанными волосами и неестественно расширенными зрачками, это был Джервейс.
Она в ужасе закричала.
Глава 8
— Оливия? Оливия!
Дрожащая и рыдающая Оливия отпрянула от руки, которая тронула ее за плечо.
— Дорогая, это я. Проснись, проснись.
Глоток воздуха. Она должна сделать вдох. Она должна выбросить из головы проносящиеся в ней картины. Она должна… проснуться.
Наконец она открыла глаза и увидела, что над ней с озабоченным видом склонилась Грейс.
«Грейс. Это всего лишь Грейс».