Спасти Осень
Шрифт:
— Ужасно, когда всё это видишь в людях.
— Поэтому я сразу назвал своё тёмное око не даром, а проклятием. Я не люблю совать нос в чужие дела. Но король Осени и не подозревал, сколь много откроет мне против воли, когда станет отдавать приказы. У стеаксов есть поговорка: не приказывай тёмному магу, если не хочешь подчиниться ему.
— Я подчиняюсь с радостью, — сказала я и поудобнее устроила ноги у него бёдрах. — И мне было очень приятно, когда ты назвал меня женой. Прямо до мурашек. Хотя я люблю все ласковые прозвища, которые ты мне дал.
— Я рад это слышать, Роза, — отозвался он, поцеловав меня в макушку. — Рад, что мы наконец-то не обременены иными клятвами,
— Откуда ты так хорошо знаешь эти места?
Ракх вздохнул.
— Здесь был мой дом. Наш, то есть. Через некоторое время с холма будет видно Трумар — город мастеров. Там мы жили с Шэн.
Разом улетучилось моё радужное настроение.
— Ты бы хотел побывать там?
— Я должен, Роза. Нас неспроста переместило именно сюда, в моё прошлое. Не всегда можно следовать своим желаниям, иногда нужно действовать наперекор им. Я не хочу, но я обязан.
— Понимаю, — тихо сказала я. — И я с тобой.
Тэм, улетевший прочь во время нашего поцелуя, вернулся и сел на круп коня. Вид у него был спокойный, даже равнодушный, но я знала, что облик хитрой птицы обманчив. На самом деле он ждал, когда Ракх даст ему что-то вкусное вроде кусочка сушёного мяса, и мужчина как почувствовал, потянулся к котомке.
— Ракх, а, если мы останемся, чем будем кормить лошадей?
— Фыргой, — отозвался мужчина. — Она, конечно, не так вкусна, как сочная травка, зато отлично сохраняется под снегом и растёт повсюду. В этих краях её всегда называли сеном для лентяев.
— Тогда я спокойна. С голоду никто не умрёт.
Ракх усмехнулся.
— Если нужно, я стану охотником.
— А я, если нужно, приготовлю суп из моллюсков.
Мне нравилось его упорство, и хотелось быть такой же упорной. С непривычки у меня немного затекла спина, и, когда впереди показались светлые каменные строения, я попросилась на землю.
— Это уже Трумар?
— Да. Дом привратника. Когда-то город считался одним из самых красивых.
Я попыталась представить, как здесь было прежде: белые дома на склоне горы, небольшие, обрамлённые цветами водопады, старые деревья, которые никто не собирался рубить…
— Да. Мне бы хотелось жить в подобном месте, но только не в Вардаре.
Ракх кивнул. Глаза его внимательно ощупывали каждый кустик.
— Сюда.
Многие строения оставались целыми, но часть домов была разрушена. Когда приходило тепло, город наверняка расцветал, но сейчас он выглядел печально. Мы поднялись по широкой лестнице, прошли под мостом из толстых корней, и Ракх остановился.
— Здесь мы жили, — показал маг.
Я посмотрела на двухэтажный дом под розово-серой крышей, где теперь бродил ветер. Строение оставалось целым, но у него не было ни окон, ни дверей, а на широком балконе выросло сразу несколько деревьев. Природа словно хотела сокрыть мёртвый город, укутать его, чтобы не так сильно мёрз.
Ракх двинулся вперёд, и я пошла следом, опасаясь смотреть на мужчину. Он жил здесь с любимой. Когда-то они были счастливы в этом прекрасном горном крае. И здесь было красиво прежде, а сейчас стало сумрачно и горько. Мужчина коснулся рукой белой стены, медленно провёл пальцами по едва заметному узору, что проступал на камне.
— Анна любила рисовать, — сказал он. — И постоянно
Я вскинула глаза: лицо мужчины было непроницаемо, но в глазах скрывался бессильный гнев.
— Когда на город обрушилась ледяная тьма, она была на седьмом месяце. И думала, что я успею всех спасти. Что приду, согрею… — Он медленно сжал руки в кулаки. — Это было одно из бедствий, справиться с которыми под силу только великим магам, но я знаю, что смог бы. Конечно, не спас бы всех, но её и ребёнка — точно. Анна и сама была волшебницей, вот только она практиковала магию целительства. Это от неё я перенял многие навыки… Впрочем, неважно. Когда вернулся и нашёл её, замёрзшую, у потухшего очага, я будто сломался. Меня прежнего не стало именно тогда, и я не верил, что смогу вернуть радость хоть на мгновение. — Он повернулся и крепко сжал мои ладони. — Пока не появилась ты, Роза. Пока я не стал учиться заново ощущать себя: улыбаться, воспринимать красоту, даже дышать. Единственное, с чем я не могу справиться до сих пор, это ненависть к себе. После гибели Анны и малыша я трижды пытался свести счёты с жизнью — и со скалы прыгал в горную реку, что завершалась огромным водопадом, и яд пил, и вызывал демонов тьмы. Но вода вынесла меня, переломанного, на берег, а после принятия смертельной дозы меня цапнула змея, и её яд нейтрализовал действия моего… Ну а демоны просто всласть поиздевались надо мной и не стали забирать душу. Именно после их ухода я впервые ощутил присутствие светлых сил, и понял, что душа Анны всё ещё рядом. — Он прижал к губам мои пальцы и крепко зажмурился. — Поначалу я хотел прогнать её, затем отпустить, а потом попросить помочь мне уйти. Мне не сразу пришла в голову идея найти для неё новое тело, но уж когда я узнал о такой возможности — решил добиться своего любыми способами. Тогда для меня не существовало законов и границ. Я делал всё возможное и невозможное, чтобы удержать возле себя жену, и сам не замечал, что превращаюсь в монстра.
— А потом ты встретил человека, который тебе помог?
— Да. Лету, которую хотел отдать Зурубу. Меня совершенно не мучила совесть, пока я не узнал, что Нуала — так её звали — беременна. Тогда-то маги и повязали меня клятвой, и, когда им это стало необходимо, приказали убить Барви. Но мы ушли от темы.
— Да. О твоей жене и малыше, — сказала я, чувствуя, что ком в горле становится всё больше.
— Душа Анны порой надолго покидала меня, и тогда я становился злым и замкнутым. Сама понимаешь, отыскать человека, способного вместить в себя чужое сознание, практически невозможно. Но я был упрям, не привык проигрывать. Мне казалось, она потому и не уходит, что хочет возродиться. Но, только проведя с Эйш ритуал Призвания, я понял, что Анна все эти годы хотела упокоиться с миром, но из-за меня, из-за моей боли просто не могла уйти. Ей не нужно было перерождение. Ей хотелось увидеть, что я справился, нашёл в себе силы жить дальше и быть счастливым. Но, понимая её великую любовь, я только сильнее презираю своё бессилие…
Я всхлипнула.
— Я убил свою любимую и своё нерождённое дитя, — сказал Ракх. — Своим решением, упрямством, гордостью! Такому не может быть оправдания, такое не прощают, и всё-таки она смогла. Если бы теперь я нашёл силы простить себя…
Я шагнула и обняла его так крепко, как могла. Над заброшенным городом вставало солнце, и скользили по земле густые тени. Ракх замер в моих руках, словно превратился в камень. Ни трепета дыхания, ни невольной дрожи ресниц, но я чувствовала, что в груди его клокочут слёзы.