Спасти Осень
Шрифт:
— А кто такие Друк и Мамуля?
— Друг — тёмный маг. Ему сейчас около семидесяти, и он всегда был для меня лучшим наставником. Он слеп, а потому не участвовал в нападении на Лету. А Мамуля — это его щерка, собака древней магической породы, которая живёт также долго, как человек. Она — его поводырь.
— И ты доверяешь им?
— Всецело.
— Хорошо, — улыбнулась я. — Приятно это слышать. Скажи, чем я могу помочь помимо заботы о саженцах?
— Думаю, это и будет твоей самой важной помощью. Здесь ни у кого нет
Кутерьма подняла голову, будто спрашивая, зачем он её позвал, и мы рассмеялись.
— Ты тут не единственный лисёнок, — удивительно нежно сказал ей Ракх, и у меня сердце растаяло от его взгляда. Если бы я не влюбилась в мага давным-давно, непременно сделала бы это сейчас. — Что, малышка?
— Я тебя обожаю.
— А я тебя, — отозвался он и поцеловал меня в кончик носа.
За окном уже стемнело, большая спальня нагрелась, и я была не слишком рада позднему гостю, что постучал в дверь. Больше всего мне хотелось завалиться на матрас, обнять Ракха, и спать долго-долго.
Вскоре в спальню поднялась Такрэ, и по лицу Ракха я поняла, что женщина пришла не просто проведать нас.
— Иди сюда, дочка, — сказала она. — Дай-ка мне взглянуть на тебя.
Я посмотрела на Ракха, и мужчина кивнул. Наверное, он просто хотел убедиться, что я не приболела. Мне и самой казались странными усталость, слабость и сонливость. А женщина взяла меня за руку, мягко сжала запястье, а потом вдруг начала что-то говорить Ракху на стеакском. Кажется, она даже ругала его, вот только за что? Мужчина напряжённо слушал, не мигая глядя на свою «бабушку», а я всё сильнее волновалась.
— Ат эр димэ эр ош! — сказала женщина. — Эр ту эн огри, эт уан лад зата! Эти рэ, Раки?
— Ту ара? — хмуро спросил Ракх. — Эр шэ толи ат дрэт…
Женщина покачала головой, и снова принялась ему что-то объяснять.
— Ракх, что такое? — не выдержала я. — Что она говорит? Я чем-то больна?
Лицо старушки было каменным, и Ракх не отзывался. Вид у него был пришибленный.
— Невозможно, — наконец сказал мужчина. — Ты уверена, Таки?
— Конечно! Даром что ли зовусь целительницей семь с лишним десятков лет! — сказала бабуля.
— О чём вы? — прошептала я, видя, что мужчина сейчас либо заорёт, либо расплачется.
— Не переживай, — сказала Такрэ, погладив мою руку. — Ракх тебе всё объяснит.
Тепло улыбнулась мне и вышла.
— Роза…
Ракх шагнул ко мне и положил ладонь на щёку.
— В чём дело? Что со мной? Ну, Ракх, не тяни! У меня сейчас сердце выскочит!
— Ты беременна, Роза.
Я попятилась к окну, не понимая произнесённых им слов. Мы с минуту смотрели друг другу в глаза.
— Как это? — прошептала я. — Не может такого быть!
— Ты носила двойняшек, малышка. Один из них погиб, но второй выжил. Такое бывает, я сам в книгах читал. При многоплодной беременности, при разнояйцовых двойнях, когда один из малышей, на раннем сроке…
От волнения он не мог говорить внятно, но до меня, наконец, дошло, о чём речь.
— Ребёнок жив, — повторил Ракх.
Я почувствовала, как заполыхали щёки, и колени мгновенно размякли.
— Кажется, я сейчас потеряю сознание…
Ракх подхватил меня, и, встревожено бормоча что-то на стеакском, понёс на постель.
— Ты только не волнуйся. Попей воды. Хочешь, я тебя укрою?
Я сделала несколько глотков, и стало вроде легче, вот только за спиной будто крылья вспыхивали.
— Спасибо, но мне скорее жарко… Ракх, а это точно? Такрэ могла ошибиться?
— Ошиблись те женщины, которые лечили тебя в Тёрне, — взволнованно произнёс мужчина. — Такрэ никогда не ошибается. Она сказала, что я должен лучше тебя беречь, и что ездить верхом тебе категорически нельзя.
— Боги леса… — прошептала я. — Значит, один из малышей… Ты веришь?
Мужчина тяжело вздохнул и осторожно коснулся моего живота.
— Я умею чувствовать силу и магию, и был уверен, что ребёнок погиб. Такрэ правильно назвала меня гадэком — пустынным бараном, тупейшим из всех известных мне животных. У любого ребёнка есть своя собственная защита, как бы поле, через которое не проникнуть злому или любопытному взору. К тому же ты сама — носитель магии, и часть её передалась малышу. Я совершенно забыл об этом, когда осматривал тебя магией. Я бы не смог увидеть малыша, как бы ни старался.
— Как же тогда Такрэ всё поняла?
— Она не смотрела, она слушала. К тому же у неё большой опыт в подобных делах. А я что? Постоянно на одни и те же грабли наступаю, и ошибаюсь именно из-за своей самоуверенности… Баран и есть.
Он мягко погладил мой живот, и я прошептала:
— Значит, ему примерно девять недель?
— Такрэ так и сказала. — Голос его слегка дрожал, и пальцы на моей коже тоже. — Живой… — прошептал мужчина едва слышно. — Мати ори… Эр вамро… Роза, это невероятное чудо!
— Да, — также тихо отозвалась я, чувствуя, как бегут по щекам тихие слёзы. — Вот, значит, почему я такая странная. Вся эта слабость, и жор, и сонливость… будь они благословенны! И ты, Ракх. Ты сберёг нас.
— Если бы я знал, берёг бы лучше, — отозвался он, не мигая на меня глядя. — Не плач, лисёнок. Мы здесь не пропадём. Такрэ почти сразу всё поняла и пообещала заботиться о тебе и малыше как следует, раз я, олух, не удосужился.
— Никакой ты не олух, — хмуро сказала я. — Ты будешь прекрасным папой, я уверена. И мы сбережём этого малыша, даже если мне придётся все восемь месяцев лежать на одном месте. — Я поцеловала его в сильно заросшую щёку и добавила: — Завтра я поблагодарю Такрэ за дарованную надежду. Что ей нравится? Я бы могла вырастить какой-нибудь красивый цветок, или фруктовое дерево, или редкое лекарственное растение…