Спасти президента
Шрифт:
Обычных уверений в лояльности мне теперь было мало. Я предпочитал открыть карты. Охранники, водитель и референт сами должны были взвесить «за», «против» и сделать осознанный выбор. С точки зрения политической стратегии, мой секретный договор с Главой администрации Президента России был почти безупречен: как и планировалось в Киеве, мы поддерживали наилучшего для нас кандидата. С точки зрения экономической тактики, дело обстояло еще лучше: я не только не поступался безопасностью своей державы, но и зарабатывал в ее бюджет приличные деньги. Однако чисто формально мое обещание молчать, даденное представителю
— ... Я понимаю, — говорил я, переводя взгляд с Сердюка на Яшу, с Яши на охранников, — что государственный интерес Украины можно понимать узко и широко. Узость взгляда ненаказуема, но мелкий выигрыш сегодня обернется крупным проигрышем завтра...
Водитель Яша наморщил лоб, вникая в мои слова. Мысль о двух разных подходах к одному и тому же интересу была для него новой.
— ... Я знаю также, — говорил я, — что, кроме высшего руководства в моем лице, у вас есть и непосредственные начальники. И в Москве, в Гагаринском, — кивок в сторону шофера, который состоял в штате московского посольства, — и в Киеве, на Крещатике... — На главной улице нашей столицы располагалось Управление Безпеки.
Сердюк виновато потупился.
— ... Мне хорошо известно, — говорил я, — что от вас требуют составления ежедневных отчетов, устных или письменных. Что ж, таков порядок, не мне его менять. Однако вы сами вольны выбрать, что напишете или скажете о сегодняшнем дне. Я на вас не давлю, шановные паны. Я просто обрисовываю ситуацию...
Дмитро и Олесь смущенно заерзали.
— ... Вы можете проявить принципиальность и обо всем доложить по инстанции, — закончил я. — Вас поблагодарят, а в Республике Украина будет другой премьер-министр. Только учтите: кем бы он ни был, он никогда не возьмет вас в охранники, водители или референты. Никто не любит вероломства, имейте в виду.
Быть может, я изъяснялся со свитой в слишком жестком тоне. Но сейчас лучше немного перестараться. Свита обязана ясно представлять последствия своих возможных поступков — и в том, и в другом случае.
— Василь Палыч!..
Как я и думал, первым на мою суровую тираду опять-таки откликнулся Сердюк. Глаза референта увлажнились.
— Василь Палыч! — с чувством произнес он. Похоже, личный мой гэбэшник был натуральным образом взволнован. — Да ни за что!.. Да мы за вас сдохнем, если надо!.. Ну, скажи, Яшка, нет, что ли?
— Це правда, — коротко кивнул наш серьезный водитель. — Можете на нас покластыся.
— Могила, — звенящими от волнения голосами повторили оба охранника. — Могила. — Никаких других слов им почему-то в голову не пришло.
Глядя на преданные лица свиты, я сам едва не расчувствовался и не пустил слезу, что никак не отвечало бы моему высокому рангу. Положение невольно спас поросенок-официант. Он очень вовремя ввалился к нам с тяжелым подносом в руках. Патетическая пауза исчерпалась сама собой.
— Вот ваш заказ, — хмуро сказал официант, выгружая с подноса тарелки и разливая минералку по бокалам. Сделав свое дело, поросенок задержался у стола. Опасные
— Ну, чего ты на нас уставился? — с недовольством спросил его мой референт. В присутствии соглядатая даже родная киевская котлета застревала в горле. — Никогда раньше не видел, как обедает официальная делегация?
— Делега-а-а-ция... — пробурчал поросенок, уходя. — Те вон тоже говорили, что кандидат в президенты. Сожрали на триста баксов...
Смысла этих загадочных слов работника общепита никто из нас толком не понял. Когда официант вышел, Сердюк покрутил пальцем у виска.
Дальнейший обед проходил в молчании и без свидетелей. Котлеты оказались вполне пристойными, овощной гарнир — средним, а вот выбранная патриотом Сердюком минеральная вода — просто несусветной дрянью. Горькая, почти не газированная, какая-то маслянистая, вода эта имела, должно быть, привкус калийной соли — единственного в Крыму полезного ископаемого, запасы которого более-менее приближались к промышленным. И чего мы так вцепились в этот полуостров? — внезапно осенило меня, но я тут же устыдился своих малодушных мыслей. Крым — наша территория, да будет земля пухом Никите Сергеичу. Дареное не дарят обратно. Премьер-министру Украины даже думать о подобных вещах было строго противопоказано. Стараясь больше не думать ни о чем, кроме котлет и минералки, я закончил трапезу и в сопровождении свиты покинул негостеприимные стены «Трех поросят».
Среди достоинств старой машины «чайки» главными были ее мягкие амортизаторы. Уже на обратном пути в посольство меня стало сильно клонить ко сну. Зевая, я добрался до гостевых апартаментов, не раздеваясь рухнул на ближайший диванчик...
И был разбужен деликатным похлопыванием по коленке.
Кое-как я протер глаза: надо мною наклонялся Устиченко — хозяин особняка в Гагаринском переулке, мой преемник на посту Чрезвычайного и Полномочного посла Украины в России.
— Вас к телефону, пан Козицкий, — зашептал Устиченко. — Это Макар Давыдович, по прямому проводу.
Я вздрогнул и мгновенно проснулся. Во время моих визитов за рубеж Макар звонил мне из Киева крайне редко. И лишь в том случае, когда решение вопроса не терпело отлагательств.
— Обязательно надо было меня будить? — сварливым тоном сказал я, делая вид, будто еще только выкарабкиваюсь из объятий сна.
— Извините, пан Козицкий. — Посол явно нервничал. — Макар Давыдович говорит, что разговор срочный. Он говорит, что дело касается обстоятельств встречи с Президентом России...
Макар уже знает! — пронзила меня страшная догадка. — Господи, но откуда?
Путаясь в шнурках, я с грехом пополам надел ботинки и, невежливо оттолкнув посла Устиченко, чуть ли не бегом бросился в комнату, где стоял прямой международный телефон.
Кто же меня все-таки продал? — соображал я на бегу, перебирая в памяти просветленные физиономии свиты. — Кто же из них? Кто, черт побери? кто?!
32. БОЛЕСЛАВ
Едва я вошел в приемную, как секретарша Ксения протянула мне пухлый серый пакет с грифом «ДСП».