Спасти президента
Шрифт:
— Дерьмо! — проорал он, резво бросаясь в контратаку. — Гвардия умирает, но не сдается! Аллон, энфан де ля патри! Кто любит меня, за мной! И на вражьей земле мы врага разобьем!
Створка зеркальной двери брызнула под ударом велосипедной цепи. Кожаный Дуся с напарником, ведомые типом в очках, с победными воплями вломились в освободившийся проем. Здание сотряслось от стеклянного звона, топота и громких криков. Через минуту взорвалась осколками и вторая створка: это трое нападавших другим путем вылетели из ресторана обратно. Теперь вторую щеку пестрого типа украсила
Остальные два бойца выглядели еще менее браво. Через всю физиономию кожаного детины с цепью протянулась зигзагообразная царапина. Молодчик по имени Дуся, пошатываясь, обеими руками держался за голову. В первый момент мне показалась, будто голова и плечи его залиты кровью. Однако знакомый вкусный запах, распространившийся по улице, быстро разубедил меня. Это была совсем не кровь.
— Я же говорил — кухня здесь хорошая, — удовлетворенно заметил Сердюк. — Глядите, какой наваристый у них... ого, и с клецками! Пальчики оближешь.
— Скильки борща загибло, — вздохнул хозяйственный Яша. — Не вмиють люды исты...
— Не умеют, — согласился Сердюк, внимательно наблюдая за поспешным отступлением троицы. — Непрофессионалы, Василь Палыч. Кто ж так по-дурацки, в лоб, штурмует здание?
Прежде, чем влезть в автомобиль, пестрый извлек оттуда за ухо наголо обритого парня и от души влепил ему разок-другой по морде, приговаривая: «Остальное — дома!». После чего все четверо торопливо загрузились в голубенькие «жигули». Выпустив клуб сизого дыма, машина скрылась из виду. Никто ее не преследовал.
— Путь свободен, шановные паны, — объявил мой референт таким тоном, будто это он и расчистил нам его, ежеминутно рискуя жизнью. Но на благодарность, так и быть, не напрашивается.
Рано или поздно простосердечное нахальство Сердюка меня доканает, подумал я и сделал знак охране: на выход.
Если не считать вдребезги разбитых дверей, следы минувшей схватки в ресторане были почти не видны. Разве что к потолку в вестибюле прилипло немного винегрета, да еще высокий метрдотель, встречая новых посетителей, предпочитал держаться к нам правым боком. Вид его правой половинки лица был не слишком приветлив.
— Нам отдельный кабинет, — торжественно проговорил Сердюк, который возглавлял процессию.
— Пожалуйста, на второй этаж, — слегка пришепетывая, ответил метр. Бьюсь об заклад, шепелявым он стал совсем недавно.
Не успели мы расположиться в кабинете, как возник хмурый официант — один из трех мордатых поросят, теперь уже с синяком под глазом. Поросенок окинул нашу компанию подозрительным взором. Особого его внимания удостоились бицепсы моего референта.
— Что будем брать? — сухо спросил у нас мордатый официант. По-моему, больше всего его бы устроил ответ: «Ничего».
Однако на Сердюка уже накатил приступ гастрономического патриотизма.
—
— Галушек и сала давно не держим-с. — Поросенок-официант покосился на жовто-блакитный флажок, нарочно выставленный Сердюком на середину стола. — Спроса нет. А борщ с клецками только что кончился. Был, но весь вышел.
Шофер Яша разочарованно присвистнул. Он уже знал, куда именно вышел этот борщ.
— А что у вас вообще-то есть? — сердито осведомился Сердюк, стараясь не встречаться со мною глазами. — Из нормальных, из человеческих то есть блюд? — Нарвавшись на препятствие, его умеренный патриотизм по части съестного вот-вот грозил обернуться оголтелым гастрономическим национализмом.
— Из ваших есть только котлеты по-киевски, — исподлобья буркнул официант, не выпуская из виду флажок. — С овощным гарниром. Будете брать или нет?
Поджаристые куриные котлеты на косточках только по названию имели отношение к украинской кухне. Но делать нечего.
— Будем, — поспешно откликнулся я, чтобы не дать международному конфликту разгореться. Сколько ни учу своего референта дипломатии, все как об стенку горох. — И минеральной водички принесите, запить.
— Нашей, «Крымской»! — добавил Сердюк, выпячивая грудь.
Поросенок-официант, брезгливо поджав губы, начертил что-то в блокноте. Затем извлек калькулятор, произвел нехитрый подсчет.
— Расплатитесь, пожалуйста, сразу, — сказал он и назвал сумму.
— С каких это пор здесь платят вперед? — взвился Сердюк.
— С сегодняшнего дня, — злобно ответил поросенок. — Если вас наши правила не устраивают...
— Устраивают-устраивают! — Я вытащил из кармана бумажник. — Вот, возьмите.
Официант внимательно изучил на просвет купюры и, притворившись, будто не заметил щедрости чаевых, убрался за дверь.
— Клянусь, Василь Палыч, полтора года назад здесь ничего подобного... — начал было возмущаться Сердюк, но поймал мой взгляд и примолк.
Он сообразил: вот-вот начнется Главное.
— Дорогие коллеги, — сердечно произнес я. — Шановные паны. Сейчас мы с вами съедим котлеты, запьем минералкой и отправимся в посольство. А по дороге рекомендую вам забыть кое-что из того, что видели сегодня. Никаких особых происшествий в Кремле не было. Никаких переговоров в подъезде не было. С паном Болеславом мы вовсе не встречались.
— Уже забыл, — с ходу выпалил Сердюк и для убедительности потряс головой. — Какой Болеслав? В глаза его не видели!
— Ничого не бачив, ничого не чув, — степенно проговорил шофер Яша. — Не хвылюйтесь, пан Козицкий. Я буду мовчаты.
Охранники Олесь и Дмитро приосанились.
— Мы тоже, Василь Палыч, — сказали они хором. — Могила.
Все четверо еще не вполне понимали, что происходит, но по моему тону догадывались о важности происходящего.
— Не торопитесь. — Я покачал головой. — Сначала выслушайте меня и хорошенько подумайте.