Спасти СССР. Манифестация
Шрифт:
Она изогнула бровь, подталкивая меня к продолжению.
– ... его я рассказывать не хочу, - невозмутимо закончил я.
– Мне не хочешь?
– Никому не хочу.
Наташа помолчала, покусывая уголок нижней губы, потом согласилась:
– Хорошо, имеешь право. Тогда... Тогда я. Вокруг тебя аж две девицы сейчас вьются... Да ты только свистни - еще набегут. Зачем ты при этом начинаешь эту возню со мной?
– Наташа помолчала, словно что-то взвешивая про себя, потом посмотрела на меня со скрытой надеждой, - потому что они еще дети?
– Интересная
– протянул я ошарашено.
Кузя неожиданно зарумянилась.
Я удивленно покачал головой, потом продолжил:
– Нет, не потому, не выдумывай лишку. Наверное, так: ты - особь жизнеспособная...
– "оcобь" напротив обиженно хмыкнула. Я примиряюще улыбнулся и подвел черту: - Тащить тебя по жизни не надо, только помочь, направить в нужную сторону. А на это некий резерв возможностей у меня сейчас есть.
– Резерв возможностей...
– эхом повторила Кузя, и глаза ее затуманились. Потом она начала нерешительно: - А может... мы все-таки...
– Не может, - прервал я жестко и, поморщившись, добавил уже гораздо мягче: - забудь, всем будет проще.
Кузя склонила голову и некоторое время с интересом разглядывала носки своих туфелек. Потом посмотрела мне в глаза:
– Как скажешь, - сказала ровным голосом и как-то очень спокойно улыбнулась мне.
Вдоль моего позвоночника промаршировала рота мурашек.
– Наташа, только без провокаций, - хрипло попросил я, вдруг озаботившись этим вопросом.
– Конечно, - она была сама покладистость, - да я и слова-то такого не слыхала. Когда начнем?
Четверг 23 марта, день
Ленинград, ул. Фрунзе.
– Тэк-с, больная, на что жалуемся?
– я присел на край Софьиной кровати и потыкал пальцем туда, где, по моему предположению, должен был находиться бок пациентки.
Девушка сонно заворочалась под одеялом. Потом уголок его откинулся, и оттуда выглянул недовольно нахмуренный синий глаз.
– Ты что, за неделю не отоспалась?
– осведомился я сварливо.
– Зачиталась вчера...
– пробормотала Софья сонно. Потянулась и села, натянув одеяло под самое горло, - до четырех утра. Раскопала тут в серванте подписку "Роман-газеты".
И правда, на треугольном столике прикроватного торшера лежал журнал. Я перевернул и посмотрел на обложку - то была "Царь-рыба" Астафьева.
– Понятно, - сказал я и еще раз прошелся придирчивым взглядом по Софьиному лицу.
Что ж, выглядела она заметно посвежевшей.
– Как чувствуешь себя?
– все же уточнил я для порядка.
– А, - отмахнулась девушка, - ранний реконвалесцент.
– И зубы не чищены, - покивал я с огорченным видом, - тогда целоваться не будем.
Софья насмешливо фыркнула:
– Чем обязана столь высокому вниманию? И где твоя подружка, почему не контролирует?
– она небрежно двинула кистью, обводя жестом и меня и кровать.
– По магазинам побежала. А чем обязана... Ты в состоянии поговорить? Мне нужна твоя помощь.
– О!
–
– Принимай, - согласился я, поднимаясь, - я буду на кухне. Но хорошо бы успеть до возвращения Мелкой. А поговорить нам придется немало.
И с тем направился к двери.
– Пять минут!
– торопливо крикнула мне в спину Софья и подбавила в голос жалостных ноток, - а ведь и правда, как кофе-то хочется...
Про пять минут Софья, конечно, наврала: когда она, закрутив вафельным полотенцем волосы, выбралась из ванной, я уже в полной мере постиг дзен, меланхолично крутя ручку армянской кофемолки. Думалось уже не столько о кофе, сколько о двигателе с понижающим редуктором.
– Помол мелкий настроил?
– стоило мне отвернуть чашу, как Софья тут же сунула туда свой нос.
– Какая тебе разница?
– буркнул я, - ты все равно со сгущенкой пьешь. Тебе с тем же успехом и цикорий можно заваривать.
Я налил в медную турку воду и поставил ее на огонь.
– Давай, - Софья села за стол, зажала ладони коленями и подалась вперед, - что там у тебя случилось?
– Папа у меня случился, - проворчал я от плиты, - уходить к любовнице собрался. Хочу их развести.
– Эээ... Вот даже и не знаю...
– Софья неуверенно заерзала на стуле, - а она молодая? Красивая? А папа же у тебя тоже врач?
– Спокойствие, только спокойствие, - я вздернул руки вверх и насмешливо посмотрел на девушку, - клин клином вышибать не будем.
Софья с шумом выдохнула сквозь плотно сжатые зубы.
– Знаешь, - призналась, доверительно понизив голос, - иногда очень хочется выцарапать твои наглые зенки.
– Это нормально, - согласился я, - вот если бы хотелось постоянно...
Вода в турке начала мутнеть от восходящих пузырьков. Я уменьшил огонь и аккуратно всыпал кофе, а потом чуть-чуть подавил ложкой образовавшуюся горку, смачивая ее. Наступило молчание - момент был ответственный. Вскоре по краю турки начала вскипать тонкая кайма. Я быстро помешал кофе и убавил огонь на самый минимум. Спустя несколько секунд наверх всплыла густая пенка.
– Снимай!
– Софья встала и теперь в нетерпении нависала над моим левым плечом.
– Т-с-с!
– я вскинул ладонь, прислушиваясь к тихому гудению, что исходило от турки.
Прошло секунд десять, и пенка по краям начала набухать, приподнимаясь.
– Оп!
– я переставил турку на соседнюю конфорку и накрыл горлышко фарфоровым блюдцем, - все, пусть настоится немного.
Софья вернулась на свое место и взмахнула рукой:
– Излагай дальше.
– Так вот...
– я зазвенел выставляемой на стол посудой, - я тут провел определенные изыскания... Знаешь, есть такой тип женщин, что как лианы: им нужен ствол, вокруг которого можно обвиться. Они даже могут испытывать к этой древесине искреннюю благодарность. Но если, чтобы проползти поближе к солнцу, понадобится переброситься правее или левее, то сделают это не задумываясь.