Спецназ
Шрифт:
Дейв тщательно играл на страхе пленных перед их коммунистическими руководителями, поскольку мы знали, что, как только станет известно, что они попали в плен к «бурам», им снова никто и никогда не поверит, и обратно в структуры СВАПО их не примут. Лишь немногие из них принимали решение не работать с нами, особенно когда в качестве стимула предлагалась солидное денежное пособие и всевозможные экстравагантные льготы (для них!).
Как только повстанец соглашался принять участие в операции и привести нас к своим бывшим товарищам, — желательно в течение двух-трех недель после захвата в плен, — Дейв узнавал, что он переметнулся, после чего убеждал парня, что тот поступает правильно и что он окажется в крайней опасности, если его бывшие товарищи узнают, что его захватили.
По прибытии в 51-ю роту мне дали группу из восьми бывших солдат СВАПО и почти сразу же направили на боевую операцию. Скажем мягко, для меня это был большой культурный шок. Нас высадили из «Касспира»66 в малонаселенном районе, расположенном вблизи границы Юго-Западной Африки и Анголы, и мы должны были проникнуть в свой оперативный район в Овамболенде, действуя как новая повстанческая группа, выдвигавшаяся туда, чтобы там осесть.
Разведгруппа действовала под видом партизан и полностью воспроизводила стиль и тактику отрядов СВАПО. Я оказался к этому не готов. Не было ни боевого порядка патруля, ни сигналов связи, ни подобия тактического марша, — ничего из того, чему меня учили. Группа шла в колонну по-одному, болтая на ходу, с оружием через шею или просто небрежно переброшенным через плечо. Когда мы проходили мимо крааля, некоторые отделялись и наносили визит старосте. Иногда они проводили в деревне несколько часов, пока остальные ждали под деревьями на окраине. Затем они выходили с едой для патруля — разновидностью маисовой каши с козьим мясом, или маханго, которую все ели просто руками из одной миски.
Уже в этом первом боевом выходе мне пришлось перестроить свое мышление — фактически, изменить саму суть своего бытия как солдата. Для меня это был буквально вопрос «приспособиться или умереть», так как этот вид боевых операций был мне совершенно чужд и резко контрастировал со всем моим предыдущим опытом, и с тем дисциплинированным и методичным подходом, который я выработал за последние годы. Например, мое снаряжение все еще было подобрано и организовано в типично спецназовском стиле, и чтобы перейти на разношерстную манеру поведения и внешний вид бойцов, потребовался серьезный ментальный сдвиг.
Целью операции был сбор информации и утверждение группы в качестве нового подразделения СВАПО в этом районе. Хотя мы и установили несколько полезных контактов для будущей работы, у меня не было возможности проверить те крупицы информации, которые мне «скармливали», поскольку я не понимал языка и не имел должного представления о политической ситуации и тактической обстановке в районе.
Боевой выход прошел без происшествий, и через неделю, когда мы вернулись на базу, я был благодарен за «мягкую посадку». Вернувшись в Форт Рев, мне пришлось внести некоторые изменения в свое снаряжение, а также в свой образ мышления.
Во время боевых выходов продукты питания или пищевые рационы мы с собой не брали — только одну или две консервы на случай чрезвычайной ситуации. В плане питания группа полностью полагалась на местное население. И если для этих ребят такой образ жизни был явно привычен, то я так и не смог приспособиться к нерегулярному питанию и стал худым, как грабли. Пытаясь восполнить истощающиеся ресурсы организма, я покупал огромное количество ирисок Wilson's, которые брал с собой на боевые выходы. В мгновение ока они испортили мне зубы, потому что конфета прилипала к зубу и повреждала корень, а то и вырывала его. В итоге я оказывался в глуши с заветным зубом на ладони, и мне приходилось нести его на базу, чтобы дантист его восстановил.
Моим стандартным комплектом снаряжения в то время была небольшая сумка, напоминавшая рюкзак, и самодельная разгрузка, которую
Однако я по-прежнему спал с одним открытым глазом, старался выбирать место для сна подальше от остальных военнослужащих группы и всегда располагался так, чтобы иметь что-то, что могло бы меня заранее предупредить о приближении врага: либо в густом подлеске, либо в окружении подстилки из сухих листьев. Часто в течение ночи я менял свою позицию. Это было страшно, поскольку я не знал людей и не представлял, кому из них можно доверять. Однажды мы отправились на операцию с парнем, который всего неделю назад находился в стане врага и который под чутким руководством Дейва согласился провести нас к определенной точке, где должны были встретиться командиры двух повстанческих отрядов СВАПО. Оружия ему не дали, но, поскольку не было никакой возможности узнать, можно ли ему доверять, я его избегал, и постоянно проверял, чтобы он не знал, где я буду укладываться, внимательно следил за ним, пока мы приближались к району действий. Информация оказалась пшиком, и я с большим облегчением вернулся на базу.
Отсутствие тактики и низкая дисциплина — по крайней мере, с моей точки зрения, — неизбежно привели к конфронтации между мной и некоторыми из ведущих персонажей патруля. Я не в силах был терпеть их расхлябанный вид и отсутствие дисциплины, поскольку это выглядело нормой даже по возвращению домой. Бойцы не слушали никаких советов и не следовали никакой тактике, которую я рекомендовал. Основные навыки, такие как перемещение от тени к тени при приближении к потенциальной цели, просто не соблюдались, даже после многочисленных упражнений. В качестве оправдания всегда говорилось: «Но СВАПО так не поступит» или «СВАПО делает не так».
В промежутках между выходами несколько человек оспаривали мой авторитет, часто под влиянием храбрости из бутылки. Однажды в воскресенье это привело к физическому столкновению. В тот вечер мы должны были выводиться на операцию, а два военнослужащих группы опаздывали. В итоге они прибыли через два часа после назначенного времени, совершенно нетрезвые, что вывело меня из себя. Долгие, бессмысленные споры с этими двумя пьяницами привели к драке, о чем я сожалею до сих пор, поскольку это только настроило всю группу против меня. Мы высадились только на следующую ночь, после того как я обвинил виновных в нарушении воинской дисциплины и сократил численность патруля.
Мне также выпала возможность выйти из Руаканы на несколько запоминающихся операций в юго-западную часть Анголы, где я раньше действовал в составе 31-го батальона. Джим Лафферти возглавлял в Руакане тактический штаб, а я с двенадцатью бывшими повстанцами отправился в район к югу от Ксангонго, расположенный у реки Кунене. На этот раз вывод группы был иного характера, чем три года назад. Нас высадили на вертолете в малонаселенном районе за рекой, и мы начали двигаться в направлении Овамболенда — по традиционному маршруту проникновения СВАПО. Местное население купилось на нашу историю о том, что мы прибыли, чтобы пополнить ряды некоторых отрядов, уже находившихся в Овамболенде, и уверенно вело нас по маршруту. На западном берегу Кунене мы обнаружили крупный тайник с минометными минами и гранатами для РПГ, а затем нам показали, где один из отрядов спрятал свою резиновую лодку.