Спицы в колесе Сансары

Первухина Надежда Валентиновна

— И проверять нечего, — фыркнула Анна Николаевна. — Все чисто, как после ядерного удара. Даже грехи смыты. Я вам говорю — мальчик есть бог.

— Бог и Будда — разные понятия. А что, если этот мальчик и есть тот самый, что бросит вызов самому Творцу? Что будет судить богов и ангелов? Тот, чье явление миру будет двадцать первого декабря этого года?

— Не знаю, не знаю. Он такой чистый, такой невинный, такой милосердный. Вчера на его глазах умерла бабочка. Он оживил ее. Он истинный чудотворец!

— Что ж, кто б он ни

был, — сказал Влад, — я благодарен ему за то, что он избавил от проклятия Лизу. А теперь мы все-таки поедем.

— Хорошо. Да будет благословен ваш путь. Лиза, а ты на-ка возьми амулет от порчи и сглаза. Носи его всегда на всякий случай.

Наши герои распрощались с мадам Гюллинг и отправились домой. Жара стояла нещадная, весь город будто вымер, прячась от нее в кондиционированных помещениях, заезжать никуда не хотелось.

Дома, к счастью, починили кондиционер. Кирилл сказал, что мастер только что ушел. Влад попросил Кирилла проверить распылители в саду, а сам занялся приготовлением ужина. Лиза сидела рядом на кухне и листала книги, купленные в магазине.

— Ну, что пишут? — спросил Влад, размешивая тесто для слоеных пирожков.

— Пишут, что любовью заниматься можно. В определенные месяцы и в определенной позе. И главное, не перестараться.

— Отлично. — Влад чмокнул жену в щеку. — Сегодня ночью воплотим это в реальность.

— Влад!

— Дорогая?

— Я хочу сегодня вечером съездить к Верейскому. У него сеанс. Я как ассистентка должна присутствовать.

— Хорошо, съездим. Хотя ты должна сказать миляге профессору, что скоро не будешь ассистенткой, а будешь мамой нашего бебика. А пока давай ужинать.

Влад быстро и профессионально напек слоеных булочек, сварил кофе и сделал салат с курицей. Они поужинали, потом вышли в сад. Жара не спадала, хотя солнце уже клонилось к закату.

Лиза села в шезлонг и утомленно закрыла глаза. Слишком много за сегодня ей пришлось пережить. Беременность, гипноз, порча… Если она так насыщенно будет жить, на старость, пожалуй, ничего не останется.

— Володик, — позвала она мужа. — Ты что делаешь?

— Нарезаю розы к нам в спальню. Хочу осыпать тебя розовыми лепестками.

— Ага, их потом пылесосом убирать замаешься. Лучше просто поставим розы в вазу.

— Ты напрочь лишена романтики.

— Зато не лишена здравомыслия. Ой!

— Что?

— Я хочу тебя поцеловать. И немедленно!

— Пожалуйста.

Они долго целовались и ласкали друг друга. Наконец Владимир с сожалением оторвался от жены и сказал:

— Если мы хотим ехать к Верейскому, то надо сделать это сейчас. Или я утащу тебя в спальню.

— Нет, нет, едем. Спальня остается на ночь.

И они поехали к Верейскому.

У профессора, как всегда, собрался оккультный бомонд. Пили шампанское, рассуждали о непознанном, о битвах экстрасенсов, о шаманизме и знахарстве. Лиза и Влад после приветствия скромно притулились

в уголочке. Но долго скромничать им не дали. Появился сам Илья Николаевич.

— Лиза, Владимир, здравствуйте! Рад вас видеть. Лиза, надеюсь, что вы, как всегда, будете замечательной ассистенткой на сеансе. Глеб уже все готовит. Сегодня знаменательный день! Ровно десять лет назад я начал заниматься спиритуализмом и достиг некоторых результатов! Но идемте, идемте в зал для сеансов, друзья!

Все загомонили и прошли в зал для сеансов. С той поры как его покрывала сажа, зал преобразился. Он был отделан панелями из вишневого дерева и оклеен светлыми виниловыми обоями. Новая ширма для медиума уже была раздвинута, стулья расставлены.

Народ потихоньку расселся, и тут вошел Глеб. Он поздоровался и занял свое место медиума, старательно игнорируя взгляд Лизы. Лиза же, держа в руках сосуд для сбора эктоплазмы, по-прежнему в душе жалела бедного влюбленного в нее мальчика.

— Начнем сеанс, — хлопнул в ладоши Верейский.

Свет погас. Но вот постепенно из сумерек начали образовываться маленькие сгустки света. Они кружились над сидящими в зале и разгоняли темноту.

— Это духи умерших, — объяснил гостям Верейский. — Они хотят вступить с нами в контакт. Глеб, готов ли ты?

— Готов.

— Сегодня дух умершего будет говорить через тебя посредством гортани и языка, а не вспышками.

— Понимаю.

— Дух жаждущий, войди!

Глеб побледнел и закрыл глаза. На его макушку опустилось светящееся облачко и словно накрыло тело юноши тонкой сверкающей пленкой.

— Я готов говорить, — мелодичным голосом сказал Глеб.

Голос был не его.

— Скажи нам, дух, какое имя ты носил или носила при жизни?

— Павсикакий, — ответил Глеб.

— Кем ты был при жизни?

— Церковным певчим.

— При каком храме?

— При храме великомученика Димитрия Солунского.

— Скажи нам, Павсикакий, после смерти куда отправилась твоя душа, в рай или в ад?

— Ох, грешен я, грешен! Моя душенька ни в рай, ни в ад не попала, так и осталась на мытарствах, на мытарстве сребролюбия. А все потому, что я десять рублей пожертвований от церковного сбора утаил. Лежат они в кошеле за окладом иконы Казанской Божьей Матери. Пусть кто-нибудь вынет их да на храм пожертвует, иначе так и останется моя душа мучима бесами сребролюбия!

— Хорошо, мы выполним твою просьбу. Можешь ли ты проявиться?

— А это-то… Могу…

И в темноте комнаты начало белеть очертание мужского тела. Оно все более и более становилось материальным.

— Лиза, возьмите образец эктоплазмы, Глебу все труднее держать канал!

Лиза подошла к призраку и раскрыла сосуд. Часть эктоплазмы просто перелилась в него как молоко. Лиза поскорее захлопнула крышку и завинтила ее.

— Все, не могу, — сказал Глеб своим обычным голосом. Дух покинул его.