Спиною к будущему
Шрифт:
Закачал головой.
– Остаться мне, может? Только матери позвоню.
– Нет, нет, - живо качаю головой, обнимаю его и силой уже толкаю к выходу. – Не стоит. Все под контролем.
– Подожди, сумку забыл, - хохочет.
– Но если что… звони, - пытается состроить хмурый, серьезный вид.
Еще сильнее улыбаюсь.
– Пап, здесь столько народу, а еще Данил, Лиля и Ленка. Я найду, кому поплакаться.
– О, ну да, Данил. Как же я забыл?
Смеюсь.
Разворот – и, поцеловав меня в макушку, уходит
Данил, мой одногруппник. Папа думает, что он для меня бесценный друг – а я и не пытаюсь убедить в обратном, развеять миф.
Единственный, с кем, действительно, нормально общаюсь, что не говорите, это - Ленка.
И пусть я целиком не принимаю ее эту фривольность в отношениях полов и прочие, порой до дрожи бесящие, глупости, точки зрения на мир, однако… меня не на шутку подкупает ее искренность в общении со мной. А потому и введусь. А потому и… поддаюсь на эту дружбу.
Хотя… естественно, про Клёмина я ничего ей никогда не рассказывала. Наше общение, по правде, носит односторонний характер: она выдает всё, как на духу; а я – сплошная закрытая книга (но это не только для нее, нет, - для всех), просто, проявляю к ней дружескую симпатию и отчасти понимание, тепло. Делюсь… глупостями и мелочами. Несерьезными, но искренними и, порой, душетерзающими.
Стук в дверь, чисто формальный, и тут же завалилась внутрь Вышегородцева.
– Видела, батя свалил?
Улыбаюсь.
– Да, папа уехал. А ты что… пакостить собралась?
– Да какие пакости? Чай хочу попить. Или лучше кофе.
– Со сгущенкой.
– Ага, - кивает головой, радостно улыбаясь. – С ней, родимой.
– Печенье будешь? – потянулась я к верхней полке над раковиной.
– С чем?
– Не знаю, но, вроде,… с шоколадными крошками и еще какой-то фигней. Травой, - хохочу.
– В смысле? – живо кидается ко мне и взгляд через плечо.
– Да, ваниль, наверно, - смеюсь. – А тебе бы только что запрещенное.
Обмерла та, опустила стыдливо взгляд.
– Не, после того случая – не.
Тяжело сглотнула я слюну, кольнуло в сердце. Черт, и надо было ей и себе обо всем напомнить?
Разворот к, наконец-то застывшему после отчаянного бурления, чайнику.
Разлить кипяток по чашкам, заставляя коричневые точки растворимого кофе заплясать, закружиться в танце. Взять ложку – и добавить света, расколачивая притаившееся сгущенное молоко.
– Держи, - протянула подруге напиток. Поддалась: айкая, ойкая от ожогов, все же справляется с задачей.
Взяла и я свою чашку. Грубый, большой, превозмогая боль, горько-сладкий глоток садомазохиста – и выдох. Прогнать прошлое, прогнать воспоминания – и снова наощупь попятиться в будущее.
– Так что там с печеньем? – улыбнулась Ленка.
– Бери, - киваю в сторону, себе за спину.
Все еще стою около стола, облокотившись на него.
– А ты?
– Да неохота… Вообще, последнее время…
И
– Прости, - ныряю в карман и достаю аппарат; на автомате, мимолетом всматриваюсь в дисплей, и уже чуть не приняла вызов, как внезапно обмерла, пришпиленная увиденным.
– Кто там? – заметила, тут же кинулась ко мне Вышегородцева и уставилась на белые буквы на черном фоне. – Клёмин?
Поморщилась я от происходящего. Еще вдох – и принять звонок.
– Да, слушаю? – резвые шаги на выход, бесцеремонно бросая ни с чем свою любопытную ворону. По лестнице – во двор, в сторону сада.
– Ты где сейчас?
Обмерла. Короткие сомнения – и отзываюсь:
– На работе. Сегодня дежурю.
– Всё в той же больнице?
– Ну, да.
– Сейчас приеду.
– В смысле?
Да только… вместо ответа – гудки…
Чертов гад…
Погрузить руки в карманы халата (вместе с телефоном) и замереть. Взгляд около – по, утопающему в полумраке, скверу. Скривиться от негодования, цыкнуть.
Пройтись немного вперед – присесть на скамейку.
Вдох-выдох… потереть лицо ладонями, сгоняя волнение.
Что? Зачем? И что… ждет меня дальше?
***
В какой-то момент, я даже пожалела, что в такую прохладу решила его ждать на улице, да еще и без куртки. Около часа ходьбы по кругу, теребя, нервно всматриваясь то в телефон, (на время, или проверить пропущенность звонков или смс), то вдаль – ища среди темных силуэтов деревьев, фонарей и спящих машин, нечто… родное.
Безуспешно.
И наконец-то шум мотора. На территорию въехал автомобиль и замер на служебной парковке.
Стук дверью – вышел наружу.
Клёмин.
Прикипела я взглядом. Сердце тотчас защемило не так от радости, как от той тоски, что я так упорно все это время игнорировала по этому человеку.
Считанные метры – и застыл рядом.
Глаза в глаза.
Любимая, родная улыбка.
– Ну, здравствуй, - первая решаюсь я на слова.
– Привет.
Видно, как был взбудораженный, взволнованный чем-то, нервно дышал.
– Что-то произошло?
Ухмыляется.
– Рад тебя видеть.
– Я тоже… - едва слышно шепчу. Вдруг его взгляд скатился к губам, замер на мгновение, но затем резво вбок – и тяжелый, шумный выдох.
– Дело есть. Поехали, - ухватил меня за локоть и с напором, силой потащил в сторону своего авто.
– В смысле? – ошарашенная, рычу, а затем еще миг – и вырываюсь. Отступаю в сторону.
– Я не могу.
Удивленно уставился мне в глаза.
– Что значит «не могу»?
Вытянулась я от удивления, что он не понимает элементарное.
– Я же – врач. И я на дежурстве. И не могу… покидать пост.
– И что, некому тебя подменить или прикрыть? – недовольно перекосился.
– Ну… - пытаюсь сообразить.