Спираль
Шрифт:
— Вас что-нибудь еще интересует?
— Ничего. Можете идти.
— Слушаюсь. Только лишний раз напоминаю: не забывайте, кто вы. Парикмахер обслужит вас без зеркала. Мне не хочется, чтобы маленькое зеркало испортило весь эффект. После бритья поставим вас на ноги и подведем к большому зеркалу, которое специально принесли сюда утром, — главный врач указал пальцем на стену.
Проследив взглядом за его пальцем, Давид Георгадзе увидел зеркало в рост человека, приставленное лицевой стороной к стене. Неприятная дрожь пробежала
Из зеркала глядел юный, высокий, мускулистый шатен. У него были карие глаза и нос с легкой горбинкой. Заметно удлиненный подбородок и энергичное очертание губ придавали лицу Рамаза Коринтели суровое выражение.
Поначалу академик даже не мог представить, что отражавшийся в зеркале юноша — он сам. Подумав, будто главный врач привел какого-нибудь молодого ассистента, попытался найти за ним себя. Но, когда на поворот его головы отражение ответило тем же, он понял, что видит Рамаза Коринтели.
Академик невольно вскинул руку и на миг задержал ее. Затем провел тыльной стороной кисти по вспотевшему лбу. Юноша в зеркале исправно повторил его движения. Сомнения отпали, ученый поверил, что чудо свершилось, что это он, превращенный в двадцатитрехлетнего молодого человека, стоит перед зеркалом, в испуге и изумлении разглядывая себя.
Перед тем как больному встать, главный врач снял с него пижаму и натянул на него спортивные трусы. Во время этой процедуры Давид Георгадзе не открывал глаз, ему не хотелось видеть свои нынешние ноги и тело, не хотелось знакомиться со своим преображением по частям. Лучше сразу увидеть в зеркале, что он отныне представляет из себя.
Главный врач, словно прочитав мысли пациента, торжественно произнес:
— Видите, во что мы превратили вас? В цветущего двадцатитрехлетнего атлета. И еще добавлю самое главное — в вашем новом, прекрасном теле воистину заключена прекрасная душа. Мы придали красоте огромные талант, знания и опыт. Разве не чудо совершено нами?!
Давид Георгадзе спокойно вытер лоб. Потом правая рука его соскользнула к мощной груди, прошлась по ней, ощупала бицепсы левой. Вместо радости сильное тело вызвало сначала тоску, сменившуюся затем испугом:
«Где я? На какой из полок этого живого шкафа?»
Он боялся вымолвить слово. Он приблизительно знал, какой у него теперь голос. Все эти дни, разговаривая, он не видел тела. А сейчас никак не верилось, что в теле юного мужчины, отражавшегося в зеркале, находится он сам, и внушительный, молодой баритон, рождавшийся в недрах этой широкой груди, лишний раз подчеркнул бы, что академика Давида Георгадзе уже не существует. А если и существует, то он проглочен этим здоровым и мощным юношей.
«Где же я? — снова засвербила зловещая мысль. — Где я существую и где мыслю?»
Взгляд академика непроизвольно задержался на лбу юноши в зеркале.
«Я там, в этом черепе,
По телу забегали миллионы муравьев. Георгадзе ощутил миллионы жгучих уколов.
«Если я только за этим лбом, если я навечно заточен в эту черепную коробку, почему я ощущаю эти уколы? Почему холодная и скользкая глыба, давящая на сердце, толкает меня к пропасти?»
Незаметно для главного врача Давид Георгадзе ущипнул себя за бедро.
Больно.
Снова и на сей раз сильнее ущипнул себя.
Стало еще больнее.
«Я чувствую тело. Отсюда следует: сомневаться не приходится. Эти богатырские грудь, руки и ноги в самом деле подчиняются и принадлежат мне.
Но…
Но мой мозг руководит телом или тело мозгом?
Разумеется, мозг — телом.
Откуда же это подозрение, что я навсегда закупорен в чей-то череп?
Вот хочу погладить себя по голове и глажу!
Что мне пожелается, тело тут же исполняет!»
Георгадзе несколько успокоился и даже улыбнулся своему отражению. Когда же на устах юноши появилась улыбка, он внезапно насупился. Ему почему-то не хотелось, чтобы главный врач заметил, как улыбается молодой академик.
Все это время Зураб Торадзе держался в стороне, с тем, чтобы не появляться в зеркале. Ему не хотелось отвлекать внимание больного отражением собственной персоны. Он понимал, что, если ему не мешать, Давид Георгадзе быстрее придет в себя, быстрее и легче освоится как со своим новым телом, так и со своей новой участью. Однако он не спускал с пациента внимательного взгляда, стараясь по выражению его лица, по гримасам, по движению рук и глаз угадать его душевное состояние, переживания и мысли, чтобы вернее и продуктивнее проводить дальнейшее лечение.
Опытный врач, он уловил момент, когда настала пора вмешаться:
— Вы не устали?
Больной как будто только сейчас вспомнил, что главный врач рядом. Он живо повернулся к нему. Повернулся и сам удивился той стремительности, с какой это произошло. Он был еще слаб от долгого лежания и не восстановил силы после тяжелой операции, однако движение показалось ему на диво бойким и молодым.
— Да, немного устал! — признался академик молодым баритоном. На сей раз ему уже не казалось, будто его словами говорит кто-то посторонний.
— Все произошло как я и ожидал, — главный врач нащупал пульс больного, — вы почти безболезненно восприняли свое преображение. Пульс в норме, на лице не заметно волнения. С сегодняшнего дня мы разрешаем вам вставать ежедневно, чтобы вы могли побольше времени проводить перед зеркалом и привыкать к своему телу.
Давид Георгадзе был довольно крепким стариком, болел редко, зато многие годы мучился зубами. Поэтому сейчас, снова повернувшись к зеркалу, тайком от врача он слегка оскалился и оглядел зубы. Здоровые, один к одному, они сияли белизной.