Спираль
Шрифт:
Рамаз, глядя в потолок, продолжал курить. Он как будто избегал смотреть Марине в глаза. Полная ожидания женщина склонилась над ним.
— Мне нужна твоя помощь.
— Моя помощь? — каким-то обреченным голосом повторила женщина. И сразу ее пронзила одна мысль — не ради ли этой помощи он играл с ней в любовь? Какая может быть помощь от беспомощной секретарши?
— Да, помощь.
— Ты же знаешь, я не откажу тебе ни в чем, что в моих силах.
— Знаю. Поэтому и воздерживался. Пытался провернуть это дело без тебя. Как ни крутился, какие
— В чем же она заключается? — испуганно спросила женщина.
— Пустяки. Нужны лишь твое согласие и поддержка.
— О какой поддержке ты говоришь, Рамаз, ты же знаешь, что ради тебя я в Куру брошусь.
— Знаю, дорогая! — Рамаз приподнялся и поцеловал Марину в глаза.
Она сразу растаяла, чувство страха исчезло. Достаточно было Коринтели приласкать ее, и все сомнения улетали куда-то далеко-далеко, за тридевять земель.
— Слушаю тебя, Рамаз!
— Все, что я скажу, должно умереть в твоей душе.
— Как тебе не стыдно? Разве меня нужно предупреждать? — обиделась женщина.
— Знаю, что не нужно, этим предупреждением мне хочется дать тебе почувствовать всю серьезность дела! — Рамаз бросил сигарету в лежащую на полу пепельницу, резко прижал Марину к груди. Не видя ее глаз, ему было легче говорить. В то же время он понимал, что в его объятиях женщина скорее теряет способность взвешивать и рассуждать.
— Что же это за дело, которое нуждается в подобных вступлениях и предосторожности?
— Сущие пустяки, разумеется, если ты согласна.
— Ты не чувствуешь, что обижаешь меня такими словами? — растаяла Марина.
— Прости, я не имею права обойти серьезную сторону этого несложного дела.
— Ты меня любишь? — неожиданно спросила женщина, энергичным движением освободившись от его объятий и глядя ему в глаза.
— Разве ты сомневаешься в моей любви?
— Ты веришь, что я люблю тебя?
— Еще бы! Не понимаю, почему ты говоришь такие глупости, — якобы оскорбился Рамаз.
— Если ты в самом деле любишь меня и веришь, что я тоже безумно люблю тебя, к чему все эти предисловия? Разве ты не знаешь, что я без оглядки, без раздумий сделаю все, что ты скажешь? Говори прямо, в чем и как я могу тебе помочь?
— Я знаю, что ты любишь меня. Мне кажется, что и ты не сомневаешься в моей любви. Тем более я считаю обязательным, чтобы ты знала, на какое дело я толкаю тебя. Большая любовь — это полная откровенность и ответственность за судьбу другого! Поэтому не удивляйся моим словам.
Марина, словно успокоясь, прильнула к груди Рамаза, закрыла глаза и после паузы медленно проговорила:
— Я слушаю.
— Через два дня Отар Кахишвили едет в Москву. Мне необходимо незаметно для всех попасть в его кабинет. Ты должна будешь запереть дверь, чтобы кто-нибудь неожиданно не вошел.
— А что тебе нужно в директорском кабинете? — искренне удивилась Марина и, не поднимая головы и прижимаясь щекой к груди юноши, открыла глаза.
— Скажу, все скажу. Вот видишь, как ты заинтересовалась!
— Поняла.
— Я хочу установить в директорском кабинете миниатюрный японский передатчик, а принимающий магнитофон дать тебе. Как только к директору проходит кто-то подозрительный, ты нажимаешь на клавишу магнитофона и записываешь их беседу. Кроме бесед с гостями и подозрительными людьми меня очень интересует, для чего Кахишвили и его заместитель Арчил Тевдорадзе запираются на целые часы. Одним словом, я хочу знать все, что происходит у директора в кабинете. Кассеты ты забираешь домой. Я их прослушиваю здесь. Интересное прячу или запоминаю.
— Ты и без этого можешь все услышать и разузнать. Зачем идешь на такой риск? Ведь уборщица или директор могут обнаружить передатчик. Что будет тогда?
— Не бойся…
— Я не боюсь, — прервала его Марина. — Я о тебе забочусь!
— Ничего опасного нет. Я знаю, где установить передатчик. Там его сто лет никто не найдет. А через месяц я снова незаметно проберусь в кабинет и уберу его. Я знаю: то, что должно произойти, произойдет в течение месяца.
— Ясно, все ясно. Однако ты не ответил на мой вопрос. Разве благодаря своему сверхъестественному дару ты без этих ухищрений не можешь узнать все?
— Не могу. На одно видение уходит столько энергии, что ее в две недели не восстановишь. Могу ли я каждый день напрягать сознание и «прослушивать», о чем они говорят часами? Мой дар и энергию нужно беречь. Только в безвыходных ситуациях я вправе напрягать мозг. А безвыходных ситуаций в жизни столько, что на все меня не хватит. Ясно?
— Дай закурить! — был ответ.
Рамаз поднес сигарету к губам Марины. Та жадно затянулась.
В комнате стало тихо. Сигарету курили по очереди. Молодой человек посчитал разговор завершенным, бросил окурок в пепельницу и впился в губы женщины.
Было почти десять часов, когда Рамаз заперся в директорском кабинете. Первым долгом он подошел к сейфу. Он утаил от Марины, что намеревается открыть его. К чему болтать? Женщина должна знать только то, в чем она принимает непосредственное участие.
Рамаз удивлялся собственному спокойствию. Ему казалось, что он будет больше нервничать. Войдя в кабинет, он слегка волновался. А когда заперся изнутри, волнение вмиг пропало. Он знал, что может пробыть здесь целый день и никто не помешает ему, ни у кого не возникнет подозрения.