Спираль
Шрифт:
Рамаз засмеялся.
— Над чем ты смеешься?
— Ты семь лет говорила мне «вы», поэтому меня так задел о твое «ты».
— Семь лет?! — снова обиделась Марина. — Ты сегодня не в ладах с юмором. Или я не понимаю стиль твоих шуток.
— Махнем на все рукой. Сегодня ты обязана выпить.
— Я не пью, я вообще не люблю пить.
— Я знаю, что ты любишь пить!
— Что?
— Ананасовый ликер.
— Откуда ты знаешь? — изумилась Марина.
— Тебе хочется, чтобы я рассказал все до конца. Что же, только не перебивать! Итак, ты любишь ананасовый ликер. Вот я вижу стоящий в углу торшер. Внизу у него есть бар. В нем
Рамаз задумался. У него снова набухли жилы, на лбу и на висках местами выступил пот.
Марина в испуге и изумлении не сводила глаз с его напряженного лица. Страх и любопытство владели ею.
— Вот ты подходишь к холодильнику, достаешь кубики льда, по одному бросаешь в бокалы, наполняешь их ликером и говоришь. Стоп. Кому ты говоришь?.. Да, за столом вас трое — ты, твой супруг и… Прости, не могу разобрать, кто третий… Одно ясно, это — мужчина преклонного возраста. В углу вижу большую керамическую вазу, в ней — камыш или бамбук.
— Рамаз! — воскликнула Марина.
— Постой, не мешай! — Несколько капель пота, скатившись со лба Коринтели, упали на стол. Сильнейшим напряжением памяти он старался представить до мельчайших деталей какой-то далекий день. — Уже вижу. Твой гость — академик Георгадзе. Твой муж Гиви вырядился в тренировочный костюм. Костюм красного цвета. Ты долго умоляла его одеться поприличнее, ведь сегодня в гости к тебе придет директор. Он не поверил. Вернее, терзаемый подозрениями, нарочно оделся так вызывающе. Он неприязненно встретил академика. Не улыбнулся, угрюмо стиснул поданную руку. Я ясно вижу — он ревнует тебя к престарелому академику. Во всяком случае, ему не по нраву приход начальника супруги.
— Рамаз! — громко и умоляюще вырвалось у Марины Двали, и она тут же оглянулась по сторонам, не слышал ли кто ее возгласа.
— Что нужно старому академику у тебя? — продолжал Коринтели, делая знак женщине, чтобы она не мешала ему. — Кажется… Кажется… Конечно, ошибки не может быть, он принес тебе новую работу, чтобы ты ее перепечатала, ибо никому, кроме тебя, он не доверяет ее печатать, хотя и тебе не доверяет. Он подсел к тебе и сам диктует текст…
— Рамаз, мне страшно!
У Марины сорвался голос, глаза наполнились слезами. Взгляд ее начинался не от зрачков, а из какой-то глубины за ними.
— Он сидит близ тебя! — продолжал Коринтели, будто не слыша умоляющего голоса женщины. — Ваши колени иногда соприкасаются. Ты вся ушла в работу и не чувствуешь прикосновения колена старика. А академику уже все едино, женского колена касается он или ножки стола. Вижу твоего мужа — видный, крепкий, симпатичный на первый взгляд, но ограниченный и обойденный интеллектом малый. Озлобленный ревностью, он расхаживает взад и вперед по кухне. Смалит сигарету за сигаретой. От острого взгляда академика не укрылось бешенство твоего супруга, но он не принимает его близко к сердцу. Спокойно и четко диктует тебе текст. Слышу звонок телефона. Трубку снимает твой супруг. Ты продолжаешь печатать, однако обратилась в слух, стараясь по ответам мужа понять, кто и зачем звонит. Твой муж вдруг прикрывает ладонью трубку и кричит тебе: «Марина, через десять минут мы должны выходить!» Академик не слышит. Кипя от злости, твой Гиви орет: «Марина, извинись перед уважаемым академиком,
Ты сгораешь от неловкости, у тебя вспыхивают щеки. Ты допечатываешь последнее слово. Точка. Ты в растерянности — что делать? Георгадзе и бровью не ведет. Ты теряешься в догадках, слышал директор или нет громогласную, нарочито подчеркнутую фразу Гиви. Твой муж топает к гардеробу, снимает костюм и уходит на кухню переодеваться. Академик помалкивает, упрямо уткнувшись в листки. От неловкости ты готова сквозь землю провалиться. Вдруг академик снимает очки, собирает листки и кладет их в свой тяжелый портфель. Потом неторопливо поднимается, подходит к столу, берет стакан и пробует ликер. Отпивает один глоток и спокойно говорит, что на сегодня достаточно. Снова звонок телефона. Из кухни в одних трусах выскакивает твой благоверный и хватает трубку. От стыда ты не можешь выдавить ни слова, с тем и провожаешь директора до двери. Твой супруг, разговаривая по телефону, намеренно поворачивается к вам спиной, не обращая внимания на уходящего гостя.
— Перестань! — вскочила на ноги Марина.
Рамаз поднял голову. Глаза его были мутны, будто он ничего не видел — ни возвышающейся над ними горы, ни домов, ни Марины. Перепуганная женщина схватила его за руку, надеясь, что ее прикосновение разбудит его и вернет на землю.
И в самом деле, прикосновение Марины как будто сняло напряжение и отрезвило Коринтели, возбужденное лицо его сразу успокоилось, опали вздувшиеся на висках жилы, на губах появилась улыбка, мутные глаза посветлели.
Марина собралась что-то сказать, но подошел официант и начал накрывать на стол. Подожду, пока уйдет, решила она, безучастно следя за его действиями.
— Я не испугал тебя? — улыбнувшись, спросил Рамаз, когда официант удалился.
Марина поразилась, настолько спокойным было его лицо, а взгляд по-детски наивен и добр.
— Откровенно говоря, до смерти!
— Я устал! — Рамаз схватил пачку сигарет и протянул Марине.
— От чего?
— Каждое такое видение уносит колоссальное количество энергии. Недели две, наверное, потребуется, чтобы собрать новую дозу. — Рамаза уже не удивляла собственная ложь. Наконец он заметил за собой еще одно: он сам верил в свою красивую выдумку.
— Ты всегда способен видеть?
— Способен всегда, но энергия… Автомобиль всегда способен двигаться, только без бензина ему не проехать и метра. Каждое видение дается мне ценой потери большого количества энергии. Если бы у меня хватало ее на один сеанс в день, все тайны мира оказались бы у меня в руках. Поэтому я стараюсь расходовать накопленную в течение недели энергию только на значительные вещи.
— Значит, через два-три дня не сможешь провести новый сеанс?
— Нет, однако сравнительно легкие и короткие эпизоды удается оживить.
— А будущее можешь предсказывать?
— Я не предсказатель. Я могу увидеть какой-то день, который случится через пятнадцать — двадцать лет. Воочию увидеть, что он мне принесет — счастье или несчастье. Естественно, могу лицезреть и свой последний день, день смерти.
— А дальше? — спросила пораженная и испуганная Марина.
— Что дальше?
— Каково твое будущее?
— Я никогда не стараюсь обогнать время. Это мой твердый принцип. В противном случае жизнь теряет смысл.
— Ты прав. Если все знать заранее, жить будет неинтересно. Но можно же внести коррективы в наше будущее, например, избежать автокатастрофы?