Списанная со счетов
Шрифт:
— Знаешь, Ания, ты права. Я поговорю с милордом, но боюсь, что он скорее поверит тем, кто рядом с ним много лет, чем малознакомой девице. Да и главная проблема не в правде, а в том, что моя репутация уже испорчена.
Наверное, можно было бы пойти к повитухе или лекарю, попросить проверить меня на невинность. Но, во-первых, это унизительно, а во-вторых… а собственно, что мне это даст? Рэйнхарт будет на каждом углу рассказывать, что меня оболгали, и женится на мне, чтобы восстановить справедливость?
Да аристократам
— Лоривьева, — вырывает из мыслей Ания. — Леди не может жить без опекуна, без защиты и без содержания. Ты же понимаешь?
— Я не нищая. У меня есть немного земель, и я начну с того, что попробую их продать, — делаю большой глоток из чашки и улыбаюсь.
Возможно, даже снова предложу их Орнуа.
Всё же мне отчаянно хочется, чтобы он узнал правду. Какая-то детская наивная жажда справедливости. Пусть остальные думают, что хотят, лишь бы Рэйнхарт поверил, что я его не предавала.
*Фир или фира — так в королевстве уважительно обращаются к людям простого сословья.
Глава 19. Попытка — пытка?
Ева
Следующим же утром я стою перед величественно-мрачными воротами, отделяющими Туманную аллею от подъездной мощёной дорожки особняка Орнуа.
На мне плащ из дорогой шерсти… фактически подарок Рэйнхарта. Кутаюсь в него, ощущая какой-то особый уют и незримую заботу.
Чтобы не показываться на глаза ехидне и её слугам, накидываю на голову глубокий капюшон и прохаживаюсь туда-сюда вдоль высокого забора.
Жду. Надеюсь увидеть темноглазого хозяина особняка.
Время идёт, и утро постепенно превращается в полдень. Желудок напоминает о том, что мой завтрак был скромен, и было это ещё на рассвете. Тело начинает ломить от усталости.
Злюсь, что приходится ждать, и от этого чувствую себя очень глупо.
Мне оно надо?
Спорю сама с собой, объясняя себе же, почему лучше пообщаться и расставить все точки над i, и зачем обсуждать предложение о продаже земель именно с Рэйнхартом.
Мой дядюшка отзывался об отце Орнуа, как о благородном и достойном человеке, заслуживающим доверия. В младшем Орнуа дядюшка тоже не сомневался, иначе бы не отправил единственную кровиночку, то есть меня, в эту семью…
Так что сцепляю зубы и терпеливо жду, игнорируя накатывающую слабость и мелкий моросящий дождик.
Всё же стоило подождать, пока организм окончательно восстановится после болезни…
А что, если Рэйнхарт сегодня собирается весь день провести дома? А вдруг он снова уехал по каким-то государственным делам и его здесь даже нет?
Идиотская ситуация.
Когда дождик усиливается, не выдерживаю
Добираюсь до дома, едва волоча ноги и с ноющим от голода желудком.
Крохотное жилище Ании встречает детским визгом и приятным запахом варёного картофеля. Сэлли хлопочет у плиты, но оборачивается, когда я появляюсь на пороге.
Отрицательно мотаю головой на её немой вопрос. Снимаю плащ и обессиленно падаю на скамейку.
— Я даже не смогла его увидеть, — опускаю гудящую голову на ладони.
— Может, я попробую передать милорду записку?
— А получится? — с надеждой.
— Ну попытка не пытка, — Сэлли пожимает плечами и ставит передо мной миску с жидкой картофельной похлёбкой.
Смотрю на неё с благодарностью, хотя внутри разрастается чувство неловкости. Живу тут как иждивенка, за чужой счёт.
— Мне не по себе, что вы с Анией меня кормите…
— Шутишь, Лоривьева? — хозяйка появляется на кухоньке, держа на руках ревущую малышку. — Деньги, что ты дала в день нашего знакомства, стали нашим спасением. Если бы не ты, неизвестно была бы сейчас у нас хоть какая-то крыша над головой.
Ания зачерпывает маленькую кружку воды и поит малышку Мэси. Последняя затихает, внимательно следя за нами своими любопытными глазками.
— Рада, что смогла помочь вам, — чувство неловкости подтаивает, в груди становится уютнее.
Подмигиваю малышке и засовываю в рот большую ложку похлёбки. Еда окончательно согревает внутренности, делая меня почти счастливой.
— Ани, а у тебя есть бумага и то, чем можно писать?
— Сейчас поищу. Но не уверена, что что-то найдётся.
Бумага здесь — удовольствие не из дешёвых. Да и не нужна она простым людям, мало кто умеет писать.
Быстро доедаю и забираю Мэси из рук Ании. Понянчусь с мелочью, пока мамочка будет искать писчие принадлежности.
Довольная такой сменой няньки Мэси, моментально запускает шаловливые пальчики в мои и без того растрепавшиеся волосы и тянет их на себя.
Больно, но я смеюсь.
Хочется прижать к себе малышку…
Хочется вот также прижать к себе свою собственную малышку…
К горлу подкатывает скребущее ощущение безысходности.
Часто моргаю и зажмуриваюсь. Делаю глубокий вдох, успокаивая не вовремя всколыхнувшиеся эмоции.
Это в прошлой жизни я лишилась шанса иметь детей, а в этой — я вполне себе молодая здоровая деваха со всем необходимым набором внутренних органов.
Последняя мысль мне особенно нравится.
Улыбаюсь и осторожно отцепляю кулачок Мэси от своих прядей, целую маленькие пальчики.
— Нашла! — Ания возвращается, радостно помахивая каким-то письмом, и протягивает мне.
Это оказывается посеревшая, немного мятая расписка из ссудной конторы. Часть её занимают записи, но почти треть листа остаётся чистой. Сгибаю бумагу и отрываю неисписанный кусочек.