Спитамен
Шрифт:
— Неужто Артаксеркс отрекся от земных благ, предав огню предметы роскоши?.. — промолвил, усмехаясь, Катан.
— Принес в жертву все, кроме короны. Корона осталась при нем, — заметил Оксиарт, который все это время внимательно наблюдал за Бессом.
— Голова с короной стоит дороже, чем без нее, — произнес Спитамен, озадачив этими словами своих спутников, которые, однако, не рискнули сейчас его переспрашивать, чтобы уяснить для себя их смысл, ибо Бесс уже встал и сделал жест рукой, указывая ею на противоположный берег. И его слова: «Срочно туда!» — потонули в шуме. Началась суматоха.
Спитамен вскочил и, проверив, не ослабла ли подпруга, сел в седло.
Понукаемые седоками кони бросились в реку, вода взбаламутилась,
Переправа заняла не более часа.
Спитамен, однако, про себя отметил, что на согдийском берегу воинство Бесса значительно поубавилось. Это было заметно даже на глаз. И снова многие из тех, чьи дома были на той стороне, остались там и незаметно разъехались… Или их поглотили волны Окса, требующего жертв?.. Наверное, и Бесс думал об этом, с высокого холма наблюдая за тем, как последние всадники его арьергарда, нахлестывая нахлебавшихся коней, выбираются на скользкий правый берег, как на той стороне кто-то копошится вокруг черных, все еще дымящихся кострищ, вероятно, извлекая из золы то, что осталось. Небо над далекими рыжими холмами все более заволакивалось клубящейся пылью, взбитой копытами вражьих коней. Он недвижно сидел на коне в окружении трех или четырех приближенных, и издалека их можно было принять за каменные изваяния. А бактрийское войско, обтекая холм с двух сторон и вытянувшись вдоль караванной дороги, уходило в глубь прожаренной солнцем степи.
Спитамен направил коня в сторону холма, на котором виднелись фигуры всадников. За ним последовала дружина.
Хмурые телохранители царя всей Азии стояли вокруг холма, касаясь друг друга стременами. Спитамена они знали в лицо и пропустили. Дружина осталась ждать у дороги.
Подъехав к Бессу, Спитамен заметил, что его комкающие повод руки дрожат, а припухлые глаза светятся.
— Великий Артаксеркс! — обратился к нему Спитамен, решив польстить. — Бегство в Согдиану не прибавит славы царю всей Азии и мощи его войску…
— Что ты предлагаешь, Спитамен? — спросил Бесс сдавленным голосом.
— Окс — последнее препятствие на пути Искандара и наш союзник. Если мы не помешаем ему переправиться через Окс, он снова пойдет по нашим следам, как охотник, преследующий раненую дичь.
— Я это знаю, Спитамен, — устало сказал Бесс и шумно высморкался в полу халата. — Но слишком мало у меня сил, чтобы ему помешать…
— У нас не будет другой возможности нанести ему чувствительный удар.
— Чтобы нанести удар такой, надо иметь тяжелый кулак, Спитамен. Вначале я должен собрать сильное войско. А пока мне надо выигрывать время. Я буду изматывать проклятых македонян, заставляя их следовать за собой через пустыни и уничтожая за собой все колодцы, все съестные припасы…
— Лучше бы ты это делал на территории своей Бактрии. И согдийцы тебя поддержали бы. А сейчас ты ведешь врага в их дома.
Резковатый тон предводителя согдийцев не понравился Бессу, однако он подавил в себе гнев и, устремив на него тяжелый взгляд, медленно произнес:
— Кое-кто из согдийцев надеялся, что на их землю не придет война. Приход Искандара к воротам согдийских крепостей, быть может, вынудит их взяться за мечи…
— Согдийцы готовы идти хоть в огонь за отважным полководцем. Но ты ведешь себя не лучше, чем Дариявуш, которого ты обвинял в трусости.
Бесс понимал, что значила бы для него сейчас ссора со Спитаменом, и стиснул зубы, не давая вырваться наружу словам, которыми еще вчера он мог бы поставить этого зарвавшегося согдийца на место.
Спитамен развернул коня и рысью съехал с холма.
Бесс, расслабясь, ехал в седле и делал вид, что дремлет. Но ему было не до дремоты. Огнем жгла мысль, что Бактрия уплыла из рук. Его Бактрия, куда он намеревался перенести столицу. Кто он теперь, которому
Когда его родич, Дариявуш, был в силе, Бесса мало что волновало и заботило. Далеко находился Дариявуш, в Персии, а власть его ощущалась и в самых дальних уголках империи, не говоря уже о Бактрии и Согдиане. Тогда такие, как Спитамен, не смели даже хмуро посмотреть на Бесса, не то что разговаривать, не выбирая слов. Бесс мог предаваться увеселениям и наслаждениям в окружении льстецов. И это все благодаря царю царей Дариявушу. Но ради спасения империи Бессу пришлось взять на душу великий грех. Простят ли его небеса, не будет ли он жестоко наказан за пролитую царскую кровь?.. Об этом думал Бесс, находясь много часов в пути, проезжая через опустевшие, покинутые жителями кишлаки, по улицам которых носились лишь своры одичавших собак. В этом краю было принято встречать царствующих особ торжественно и с почетом, а им до сих пор еще не встретилось ни единой живой души. И Бесса вдруг охватило чувство, которое испытывает заблудившийся в пустыне путник, не находя ни единого дерева, в тени которого мог бы укрыться от палящих лучей солнца. В такие моменты человеку приходится уповать только на Бога. Если Всевышний отказывает в покровительстве, тогда… Что бывает в таких случаях, Бессу не хотелось думать. Он шептал молитву за молитвой, прося у Бога прощения и милости…
И вдруг его как стрелой пронзила мысль, что, обращаясь с молитвами к Богу, он думает об Искандаре! Тот именует себя сыном Бога. К кому благоволит, щедро одаривает царскими милостями, кого не жалует, тех сурово карает. Что, если и впрямь ему покровительствует сам Зевс?.. А ты тешишь себя надеждой, что враг не узнает, в какую сторону ты подался. Вместо крепостных стен выбрал защитницей пустыню и еще надеешься собрать стоящее войско. Дариявуш тоже на что-то надеялся. На что?.. Искандар оказался сильнее. Почему не хочешь этого признать? Может, пойти к нему с повинной и сдаться на милость победителя? Ведь ты лишил жизни не друга его, а врага. Искандар за это должен быть только признателен. Не лучше ли самому определить себе достойную судьбу до того, как противник вынесет тебе свой приговор?..
Ты сам возвел себя в цари. Сам же и откажись от короны. Снять ее куда легче, чем водрузить на голову. Если вымолить у победителя снисхождение, то он может оставить тебе ту власть, которую ты сейчас имеешь. И ты по-прежнему будешь царствовать, пусть и без короны. Избавишься от скитаний по бескрайним пустыням. Не будешь зависим вон от тех согдийцев, что едут поодаль, держась вместе, и хмуро поглядывают в твою сторону, почти не скрывая неприязни и недоверия. Неужели затаили гнев из-за Дариявуша, к трону которого подползали чуть ли не на брюхе?.. А сделай тебя Искандар сатрапом Бактрии и Согдианы, и к тебе бы они подползали, как к Дариявушу…
Однако верить Искандару нельзя. Он говорит одно, творит другое. Не он ли утверждал, что ему не нужны ни земли чужие, ни богатства, а только личная месть за поруганную родину вынуждает его, сына Зевса, преследовать персидского царя, чтобы в конце концов сразиться с ним, как с достойным соперником. Он объявил, что будет следовать за великим царем до тех пор, пока не захватит его живым или мертвым. Бесс поверил ему. И не только он…
Преследуемым стаей волков порой приходится выбрасывать из мчащегося возка какие — либо вещи, а то и раба, и пока хищники рвут в клочья добычу, от них удается уйти подальше. Так и Дариявуша пришлось принести в жертву, чтобы спасти Бактрию. Но Искандар не остановился. Не утолил свой голод. Пошел дальше. И в оправдание себе придумал другое: мол, сами Боги повелели воздать цареубийце по заслугам.