Спитамен

Кариев Максуд

Шердор заметил, что Торана извлекла из-под платья кулон и держит его, нежно поглаживая пальцами.

— Эту вещицу ты мне передал?

Шердор произнес сдавленным голосом:

— Я попросил об этом твою служанку Мохиен.

Торана вдруг остановилась и, глянув на раздувшееся красное солнце, с тревогой спросила:

— Куда ты меня ведешь?

— Я хочу сделать тебя своей женой.

Девушка коротко рассмеялась:

— Мне кажется, меня за эти дни покинула душа, я холодна, как камень, и вряд ли смогу стать тебе женой, о какой ты мечтаешь. Не лучше ли подождать, пока я вновь оживу? —

сказала девушка и протянула ему руки.

Он сжал ее маленькие теплые ладошки и со страстью проговорил:

— Я и так слишком долго ждал…

Торана опустила голову, помолчала, разглядывая висевший на груди кулон, и тихо произнесла:

— Что ж, если ты умеешь вдохнуть жизнь в холодный камень, кто знает, может, и меня оживишь, — и, посмотрев ему в глаза, сказала: — Веди меня в свой дом.

Шердор грустно улыбнулся:

— Нет у меня дома. Я странник, для которого в погожий день крышей служит небо, а в непогоду — крона дерева, постелью же — трава.

— Где же мы будем жить?

— Ты будешь следовать за мной, как нитка за иголкой.

— А спустя какое-то время не возникнет ли у тебя желание избавиться от меня, как избавляются от наложницы?

Шердор вспыхнул и покачал головой:

— Порукой тому — моя любовь.

Торана обвила его шею руками и приникла к груди. «Невозможно долго удерживать воду в ладонях…» — услышал он шепот и стал покрывать ее лицо поцелуями. Они медленно опустились на колени. Верхний краешек солнца исчез за горизонтом, и стало темно, и весь мир перестал для них существовать.

О прекрасная, лучезарная любовь, Дарящая минуты, стоящие всей жизни! Тебя удостаиваются раньше всех отважные. Ибо они тебя ставят выше богатств и престола…

Очнулись они на рассвете. Песок был взрыхлен их телами. Торана смущенно прикрыла ладонями груди и зябко поежилась. Шердор прижал ее к себе.

— Теперь расскажи, как ты спаслась, — сказал он.

— Мне помог твой талисман. Бедняжка Мохиен передала мне его, исполнив твой наказ.

— «Бедняжка»?.. Почему?

— Когда моего друга увела из дворца стража, мне тоже грозила беда. Не знаю, что сталось бы со мной, если бы не царица. Она всегда хорошо относилась ко мне, мы с ней подружились… Я всю ночь просидела в комнате, боясь выглянуть за дверь. Думала, вот-вот придут за мной. Когда в коридоре раздавались шаги, казалось, сердце у меня не выдержит… А чуть свет ко мне пожаловала царица Равшанак. Обычно она приходила в сопровождении служанок, а на этот раз была одна и очень взволнована. «Торана! — сказала она. — Я хочу тебе помочь. Позови Мохиен и ступайте за мной!..» Равшанак шла впереди, когда мы приблизились к воротам, стража почтительно расступилась. Выведя нас из дворца, она обняла меня и Мохиен и шепнула ей на ухо: «Спрячь ее в своем доме».

Я прожила больше недели у Мохиен и ни разу не выходила на улицу. Ее отец, Кас — усто, заботился обо мне так же, как о своей дочери…

Но однажды… — голос Тораны задрожал, всхлипнув, она уткнулась лицом в грудь Шердора. — Однажды сильно постучали в калитку. Мы увидели в щель, что

там стоят юноны. Мохиен схватила меня за руку и потащила в самую дальнюю комнату. «Снимай с себя все!..» — приказала она мне и тоже разделась. Мы быстренько поменялись одеждой. Когда в комнату ворвались юноны, мы сидели с ней по разным углам, закрыв лица платками. Они схватили упирающуюся Мохиен и увели… Каково же было удивление ее отца, когда он увидел, что дома осталась я, а не его дочь. От отчаяния он рвал на себе волосы. Когда немного успокоился, позвал меня к себе и сказал: «Тебе, дочка, оставаться тут более нельзя. Юноны спохватятся и снова придут…» И я ушла. Мне пришлось вымазать лицо сажей и глиной. Я бродила по улицам, попрошайничала. Наверно, повстречай меня Кас, и тот не узнал бы. От меня шарахались, как от прокаженной, а сердобольные протягивали хлеб… Спала я где придется: то забиралась в чей-нибудь сад и устраивалась в густых инжировых кустах, то заползала в брошенные хозяевами полуразвалившиеся хижины, которых так много нынче в Мараканде…

Но как-то, отправляясь бродить, я забыла вымазать лицо…

Торана надолго умолкла, и Шердор сказал:

— Нет худа без добра. Кто знает, не случись этого всего, может быть, и не встретил бы я тебя никогда…

Торана тихо засмеялась и погладила его по щеке.

— Я даже имени твоего не знаю, художник.

— Я Шердор, родом из Вихры, бедняк из бедняков. И нет у меня иного богатства, кроме уменья рисовать и вырезать по камню. И до сей поры был одинок. А теперь, слава великому Ахура — Мазде, я отыскал в песках пустыни свой драгоценный жемчуг…

— Слава Анахит, что этот жемчуг вложила она в твою ладонь, — прошептала Торана. — Он не потускнеет… и будет радовать тебя своим теплом и светом всю жизнь.

— Да будет так, — прошептал он, вновь приникая к ее устам, как к роднику.

Разлад

По вечерам в просторном шатре Спитамена собирались предводители юртов, старейшины согдийских и скифских родов, начальники отрядов, сидели за дастарханом, деля хлеб-соль, прихлебывая кумыс, и вспоминали подробности недавних боев.

— Если бы многочисленные роды и племена согдийцев, массагетов, дахов, саков пришли к согласию и объединились, как сжимающиеся в кулак пальцы, то мы смогли бы наносить дракону чувствительные удары, особенно если выбирать уязвимые места. В конце концов и насмерть забили бы, — часто повторял Спитамен и с горечью отмечал: — Но нет между нами согласия… А то, что юноны «непобедимы» — это сказка, которую они придумали сами. Наши последние стычки с ними — доказательство тому, что их можно бить, и довольно успешно.

Посреди шатра свисал с потолка масляный светильник. Слабый огонек едва освещал лица сахибкиронов, которые сидели, прислонясь к войлочным стенам, но глаза их привыкли к полумраку и они хорошо различали друг друга.

Выслушав каждого из предводителей отрядов, их подробные рассказы о том, как они вели себя в бою, Спитамен вслух размышлял о своей тактике и тактике противника, и почти всегда приходил к выводу: некоторые операции можно было провести иначе, с меньшими потерями, сокрушался, что они действовали во время сражения так, а не иначе.