Сплошной разврат
Шрифт:
— Давай, — неожиданно согласился Василий. — А я послушаю. Если разрешишь, иногда буду вставлять дурацкие реплики.
— Вставляй. — Гоша встал на носки и хлопнул Василия по плечу. — Только соблюдай субординацию. Помни, что я — главнее. Шоколадку будешь?
— Думаешь, добрее стану? Вряд ли. А бифштекс у тебя в кармане не завалялся?
…Трошкин произвел фурор в МУРе. Он шел по коридору, и все, без исключения, на него оборачивались.
— Кто этот
— К Коновалову, — испуганно ответил дежурный. — На допрос.
— Все у него не как у людей, — осерчал Зайцев. — Только бы балаган устроить.
Трошкин и вправду был хорош — золотая рубашка с блестками, синий галстук с белыми полосками, белые брюки. Такого в розыске не видели давно, а возможно — никогда.
Опытный следователь Малкин, надо отдать должное его выдержке, и бровью не повел, а вежливо усадил гостя в кресло, предложил чаю и остатки шоколадки, большую часть которой съел Василий.
— Вопросы, Александр Дмитриевич, простые. Всем свидетелям пока задаем одни и те же. Не заметили ничего странного в тот вечер, когда произошло убийство?
— Нет. — Трошкин отрицательно помотал головой. — Все было очень обычно.
— А сама покойная… Григорчук вела себя обычно?
— Да.
— Ничего странного?
— Нет.
— Как вы думаете, зачем она позвонила Иратову?
— Думать на эту тему бесполезно, — пожал плечами Трошкин. — Они были хорошо знакомы, давно знакомы, да мало ли что? Теперь уже не узнаем.
— Но, насколько нам известно, Иратов недолюбливал покойную.
— Да. Но он много помогал ей, терпел ее капризы, лояльно относился к тому, что она чуть не каждый вечер торчит у него в доме. Вадим — очень толерантный человек.
— Какой человек? — спросил из угла Василий. — Я че-то не понял.
— Толерантный, — повернулся к нему Трошкин. — То есть очень терпеливый.
— А-а, — Василий кивнул, — теперь понял. Так бы и сказали. А вы сегодня куда после нас пойдете?
— На работу, — слегка удивился Трошкин.
— В таком виде?
— Капитан, — рявкнул Гоша, — не мешайте!
— Все, товарищ майор, все. Василий зажал себе рот ладонью.
— Александр Дмитриевич, кто из ваших знакомых мог желать смерти Григорчук? — спросил Гоша.
— Не знаю. — Трошкин широко улыбнулся. — В нашем кругу не принято делиться столь сильными эмоциями.
— Но вы можете предположить…
— Не стану этого делать, — резко ответил Трошкин. — Не думаю, что подобные предположения сделают мне честь.
— Не сделают, а отдадут, — поправил Василий из
Трошкин с изумлением оглянулся. Василий смутился и проиллюстрировал свою мысль. Он встал, вытянулся и взял под отсутствующий козырек:
— Вот так. Вы это имели в виду?
— Да. — Трошкин кивнул. — Нечто вроде.
— Но почему рубашка-то женская? — взволнованно спросил Василий. — А?
— Капитан! — Гоша стукнул кулаком по столу.
— Молчу, молчу, молчу. — Василий грустно уселся на место.
— Я правильно понял, вы не намерены помогать следствию? — нахмурился Гоша.
— Не правильно. — Трошкин вздохнул. — Просто я не готов перемывать косточки своим знакомым и возводить на них напраслину. Света была непростым человеком, и многие имели к ней вполне обоснованные претензии. Но то, что кто-то пошел на убийство, для меня почти такое же потрясение, как и ее смерть.
Интересно, что последние слова Трошкин произнес совершенно спокойно и равнодушно, поэтому прозвучали они странно.
— Вы близко знали покойную? — Гоша уже немного злился.
— Да. — Опять никаких эмоций.
— Насколько близко?
— Я мог бы ответить, что чужая душа — потемки. А женская душа — втройне потемки. Знал немного, хотя до последнего дня она не переставала меня удивлять. — Трошкин улыбнулся одними губами.
— Мне рассказали о ссоре между вами и Григорчук. — Гоша открыл папку и достал оттуда исписанный листок. — Вот, есть свидетельства, что она вам угрожала.
— Не припомню такого. — Трошкин опять сладко улыбнулся.
— Проблемы с памятью?
— Спасибо, не жалуюсь.
— Я напомню, полагаясь, разумеется, на показания очевидцев. — Гоша достал еще один листок и начал читать вслух: — «После прогулки с Григорчук по парку, прилегающему к пансионату «Роща», Трошкин вместе с ней поднялся к себе в номер в восемнадцать пятнадцать, А в восемнадцать сорок Григорчук выбежала из его номера и при этом была очень расстроена и даже разгневана».
— Ну? — с интересом спросил Трошкин. — И что?
— Вы МЕНЯ спрашиваете? — повысил голос Гоша.
— Вы же собирались мне рассказать о какой-то ссоре, — пояснил Трошкин. — Восполнить пробелы в моей, памяти. Так расскажите.
— Вы хотите сказать, что не ссорились с Григорчук в своем номере?
— Нет. Мы очень мило побеседовали и расстались, когда пришла пора переодеваться к ужину.
— А-а! — заревел Василий из угла. — К ужину вы все же переодеваетесь в мужскую одежду?