Спокойные времена
Шрифт:
Вспыхивает блеклый солнечный зайчик. Осенний, безрадостный. С зеленым отливом, под тюлем. На зажженном бра. Подрагивает на стене у полки — как издевка, как извинение. Там часы. И цифра «IV».
Любовь? Червонного золота мост? Радуга на белых облаках? Отдых в шелестящем бору? Столбовая дорога к солнцу? Еще что? Сильные, белые крылья…
Как прекрасны эти слова! Как высоки! До таких я бы сама ни за что не додумалась, такое приходит на ум только людям искусства. Чюрлёнису — о, да! Даубарасу? Возможно.
«Нечего туда и соваться… Что там найдешь, у мироедов этих?..»
Это Шачкус. В погонах, черный. Громадный.
«Мне Ализас нужен».
«Ализас? Мальчонка?»
«Да, Ализас Каугенас, сын Начаса».
«Не Начаса. Еще неизвестно, чей он сын».
«Неважно. Я учительница. Я должна знать, где он. И почему сбежал из школы. Он вообще горазд бегать. Недоглядишь — уже скрылся…»
«Ноги, значит, быстрые…»
«Ох, очень».
«Как у Райниса».
«Не знаю».
«Соседка, а не знаешь…»
«Давно я там не была…»
«Тогда садись, если хочешь наведаться в родные места…»
«Хочу».
«А бандитов не боишься?»
«А Шачкус на что? Пока с нами Шачкус… нам и сам черт не страшен…»
«Скажешь тоже!.. А ведь, говоря правду…»
Шачкус не договорил, посмотрел на меня, грустно усмехнулся и в сердцах щелкнул бичом; я чуть не вся целиком спряталась в воротник.
Как я могла объяснить, зачем еду? Кому — Шачкусу, который, как я подметила, все норовил пригласить меня на танцах, хотя танцевать не умел, наступал на ноги. Будто мало ему других девушек! Оказывается, мало, особенно после того как наш поэт Винцукас в Каунас…
А Ируте, подружка, чуяла. На переменке придвинулась ближе (мы все сидели вокруг длинного и широкого, заваленного книгами и тетрадками общего учительского стола), наклонилась к самому уху.
«Все нету?..»
«Сама знаешь…»
«Как, по-твоему, жив?..»
«А ты, Ирка, как считаешь?..»
Слишком уж любопытна, подумала я.
«Да помнишь, сказали из отряда: возвращаемся, а его нет… Гроза была… дождь… прятались… Потом слышим: стреляют…»
«И не пошли на выручку? Бросили одного?»
«Успокойся, Мартушка! Да что с тобой? Только заговорят про этого… корреспондентика… ты прямо сама не своя… Все на свете забываешь, даже нашего стихотворца…»
«Молчи ты, хватит!»
«Молчу, молчу… — закивала Ирка, подмигивая карими хитрющими глазами. — Раз уж нельзя своей подруге-комсомолке… совершенно откровенно…»
«Не надо мне твоей откровенности… Я — не ты… Не всем же сразу я на шею…»
«Как я, да? Сразу на шею — ай, какая распутная эта Ирка,
«Сама понимаешь…»
Подружка прищурилась, потом выпучила глаза — ни дать ни взять два блестящих стеклянных шарика. Тряхнула каштановыми пышными волосами. Я испугалась — сердится! Моя единственная подруга и наперсница, которая знает обо мне все-все. Рассердится и перестанет разговаривать. А надо, чтобы разговаривала. Пусть злится, но пусть говорит. Мне это нужно. Очень.
«Перестань, Марта, не ерепенься… — услышала я и шумно вздохнула: не рассердилась, нет. — Разве это поможет… Я понимаю… Ведь это, Мартушка, такие делишечки…»
«Какие? — я повернулась к ней лицом; что за вздор? Что именно она понимает? — Какие еще «делишечки»? И что «поможет — не поможет»? Ничего ты, Ирка, не понимаешь… Можешь только разбередить душу, а больше ничего…»
«Ну, беда… ну, влип… не он первый, Мартушка… И не последний. Нынче сотни таких Ауримасов и Райнисов… повсюду и везде…»
«При чем тут Райнис?»
«При том, что это его работа… Сцапали Ауримаса… Говорят, бандиты могли его просто увезти с собой…»
«С собой?»
«А почему бы нет, Мартушка?»
«Кто тебе сказал?!»
«Кажется, Шачкус…»
«Шачкус?»
«Ну да… Чучело-чумичело… А жена у него, говорят, красотка…»
«У Шачкуса?»
«Да у Райниса, дурочка… Будто не известно, что Шачкус все еще в женихах… Скоро станет совсем как Фульгентик…»
«Фу! У тебя все одно на уме, Ирка!»
«Не одно, не одно… И говорят, как раз в тот день она на базар…»
«Кто на базар?»
«Кто! Она, Райниха. Видали люди, как ехала».
Я засмеялась. Сама не знаю отчего. Просто надоело разговаривать. Глупый разговор — что он даст, что изменит?
«Ну и что, если видели? Кому куда надо, тот туда едет. Не понимаю, какая тут связь…»
«Спроси у Шачкуса… Кто на базар, тот и с базара, дорогуша. Этот блюститель порядка что-то, по-моему…»
«Брось! Что же твой всемогущий Шачкус не спас его? Услышал стрельбу, а сам — в кусты?»
Зазвонил звонок. Перемена кончилась. И хорошо. Можно будет подумать. Возьму журнал третьего «А». Того, в котором этот… ну… Ализас…
«Выходит, Ирка, Шачкус может…»
«Шачкус, Марта, о-го-о… всегда и везде…»
Приехали, вошли, поздоровались с хозяйкой. Взгляд исподлобья, волосы черные, пышные, стянуты узлом, руки в боки…
«Чего тебе, Шачкус?»
На меня и не глядит. Будто незнакомая. А не Райнис ли моего отца по пути из уезда?.. «Не доказано». — «Будет доказано». — «Когда будет — тогда поговорим. Тогда и полезешь глаза царапать. А пока что… училочка…»
Но мальчишка хорош. Ализас этот самый. Только глаза взрослые. Сам дитя, а глаза стариковские.
А Ауримаса, значит, тут нет…