Спор на жизнь

Dragoste

— И как ты себе это представляешь? — поинтересовался Гэбриэл.

— Нам нужно сделать свое копье судьбы.

— Да что ты! И из чего же?

— Из священных артефактов. Мы сделаем оружие, которое освятит Папа в соборе Святого Петра, над ним прочитают молитвы высокие сановники…

— А еще мы можем зажечь в центре собора костер и сводить вокруг хоровод…

— Твое ехидство здесь ни к месту. Пока что это лучшее предложение, прозвучавшее здесь. Если тебя это не устраивает, можешь предложить свое.

Пристыженный своим поведением, Ван Хелсинг проговорил:

— Ты прав. Какие тебе нужны реликвии?

— Надо просить

орден дать нам часть креста, на котором был распят Иисус, и мощи апостолов, — после некоторых раздумий проговорил монах.

— И кто еще здесь богохульник? — ухмыльнулся охотник. — Крест уже почти обратился в труху, поверь, из него не получится копья.

— А я и не собираюсь делать из него оружие. Достаточно сделать полое древко, куда мы положим эти реликвии. Остальное сделает молитва и святая вода, — парировал послушник.

— Мне бы твою уверенность, — проговорил Ван Хелсинг.

— Других вариантов все равно нет.

— Ладно, сходи к кузнецу, а я переговорю с кардиналом. Мы и так тут засиделись.

В считанные дни все приготовления были закончены; оружие, выкованное в кузницах Ватикана, освещено по всем канонам церкви; путники получили высочайшее благословение Папы, и, собрав вещи, направились в порт, где их ждал небольшой корабль, готовый отвезти навстречу неизвестности.

========== Несложные истины ==========

Анна очнулась в небольшой комнатушке с ветхими деревянными стенами, освещенной тусклым светом прилаженной к стене лучины. Обставлена она была скудной мебелью: узкая кровать с соломенным тюфяком, небольшой деревянный стол грубой работы, табурет и бельевой шкаф, — вот все нехитрое убранство, открывшееся ее взгляду. В углу потрескивала печь, окутавшая окружающее пространство приятным теплом. Из соседней комнаты доносился звон посуды и приятный аромат свежеиспеченного хлеба, заставивший девушку ощутить сосущее чувство голода в области живота.

Судя по слабости, расползавшейся по всему телу, Анна заключила, что пролежала тут достаточно долго. Память о событиях, предшествующих ее пробуждению, растворялась в смутных догадках. Голова потяжелела от духоты, пропитавшей каждый уголок горницы, и вскоре желание вырваться на свежий воздух стало для нее жизненной необходимостью, однако, сделав попытку подняться, она обессиленно упала на подушки.

Спустя несколько минут низкая дверь в противоположном конце комнаты со скрипом отворилась, и на пороге появилась скрюченная старуха, державшая в руках небольшой кувшин. На вид она была намного древнее ветхой избушки, в которой жила: редкие белые волосы были аккуратно сколоты на затылке, открывая обрюзгшее лицо; серые глаза заволокла белая пелена, частично лишившая ее зрения; глубокие морщины испещрили все лицо, делая ее похожей на сморщенную курагу. Плечи женщины покрывала изъеденная молью пуховая шаль, завязанная под обвисшей грудью. В целом, старуха, с ее трясущимися руками, представляла весьма жалкое зрелище, заставив девушку задуматься о неизбежности увядания жизни в любом человеке.

— Проснулась, девонька, — скрипучим голосом начала женщина. — Где ж такое видано, что б зимой девица одна ходила? Так и сгинуть недолго. В наших лесах какой только нечисти не водится, страсть какие слухи по деревне ходят. Даже мужики бывалые с заходом солнца из дома нос не суют!

— Сколько времени я тут пролежала? — спросила Анна, обратив все свое внимание на старуху.

— Давненько. Уж

первая седмица Нового года минула, а ты все в горячке томилась. Я было думать начала, что заберет тебя Всевышний, но видать под счастливой ты родилась звездой. Как звать тебя? Чай из благородных? Дорогие на тебе одежды были, жаль такая красота попортилась, — проговорила она, указывая на лежащие на табурете вещи.

Анна присела на кровати, заинтересовано слушая повествование женщины.

— Спасибо Вам за то, что спасли меня.

— Пустое, дочка, к тому же не моя в том заслуга. Спасителю своему благодарности возносить будешь, ежели он еще появится.

— Спасителю?! — неуверенно переспросила Анна.

— Ну да… Посреди ночи в дверь как застучал. Я спросонья аж перепугалась, чуть с кровати не слетела, думала, смерть за мной пришла. Открываю, а он на пороге стоит с тобой на руках. Весь в черном с головы до пят, тоже без плаща — видать у Вас, у благородных, принято зимой раздетыми ходить. Оттого и мрете от хвори всякой. Волосы у него цвета воронова крыла были сколоты сзади. Сам высокий, статный, будто с древнего полотна только сошел. Явно из господ, манерный. Много на своем веку их видывала, пока гувернанткой в городе служила. Я ему в глаза смотрю, а он мне — взгляд у него такой… холодный, будто душу читать пытается. Застыл в проходе, как каменное изваяние, а войти не решается, будто позволения ждет. Вот оно воспитание, не то что наши, деревенские мужики, ногой дверь пнут, снегу в избу нанесут, а ты убирай потом.

«Не в этом дело, бабушка. Далеко не в манерах. Духи твой дом берегли — путь вампиру преграждали, вот и ждал он твоего приглашения, чтоб бдительность их усыпить. Сама себя защиты лишила», — подумала Анна, но прерывать старушку не стала, к тому же та явно получала удовольствие от своего рассказа.

Женщина налила в небольшую глиняную кружку ароматный травяной отвар, и протянула его девушке.

— Пей. То, что пришла в себя — это хорошо, но вот сил ты много потеряла, за хворыми я ходить умею, глазом не моргнешь, как на ноги встанешь, не сомневайся, девочка.

Анна взяла в руки настой и несколькими глотками осушила до дна. Приятное тепло разлилось по ее телу, возвращая ей бодрость и ясность мысли.

— А что потом было?

— Занес он тебя внутрь и положил на тюфяк. Я тебя за руку беру, а она льда холоднее, видать кровь в венах застыла. Страсть, как я напугалась, думаю всё, ушла жизнь. А он меня все из комнаты справляет, говорит, мол дров надо в печь подкинуть. Ну, я и пошла, сама не знаю почему: с тех пор, как благоверный мой почил преждевременно, не слушала я мужчин, это они ко мне за советом ходили, а тут пошла, будто супротив мою волю его голос направлял. Возвращаюсь, а этот… у твоего изголовья стоит, руку кровоточащую платком шелковым закрывает, а на подушке кровь каплями застыла.

Анна инстинктивно потянула ладонь к шее, пытаясь найти там следы укусов, но пройдясь пальцами по нежной коже, облегченно вздохнула, а старуха, будто не замечая ее волнения, продолжала:

— Я к нему навстречу: думаю рану перевязать надо, а он как шарахнется в сторону, видать припадочный какой-то, да так быстро, что я опешила. Секунду назад передо мной был, а тут раз — и за спиной. Вот помню, была я молодая, меня тоже догнать не могли, в ловкости с любым могла посоревноваться, не то что нынче. Сейчас и стакан воды, не разлив, налить не могу — старость, деточка.