Спор на жизнь
Шрифт:
— Давно не видел я тебя, темнейший князь, уж думал я, утеряна меж нами связь. Ни без радости замечу, сколь прекрасной будет встреча, ведь впервые за века моя радость велика. Предвижу я конец непримиримой розни, пора закончить твои козни. Ужель тебе не очевидно, что, не смотря на грех постыдный, сумел он сохранить в душе любовь, способную огнем очистить его кровь. Ради неё с тобой он вступит в битву, склонится в праведной молитве, твои надежды он предаст и небесам хвалу воздаст.
— Помилуй, Боже, что за бред? Не быть тому, покуда не угаснет свет. Его желание познать с ней первородный грех ничуть не подтверждает твой успех. Давно
— Но все же он презрел твой голос, с главы ее не тронул даже волос. Хотел он для нее светлее долю — принцессу отпустил на волю.
— Чтоб ненароком не убить!
— Желая верно поступить! Века его душа от одиночества томилась из-за тебя, попав в немилость. Подумать только: с ней одной, нашел желанный он покой.
— Его душа в моем плену совсем не чувствует вину. И, не являясь жертвой снов, не знает тяжести оков. Желает он лишь ее тело — до остального нету дела.
— Но если б было это так, её б он взял — и это факт. Он ищет душу в ней родную, начать пытаясь жизнь иную. Неосознанно стремится граф к спасению.
— Всего лишь жаждет наслаждений. Ах, Отче, полон разум твой идей, скажи, что хочешь делать с ней?
— Став жертвой злости ядовитой, невинной крови им пролитой, она страшится быть с ним рядом, то видно даже беглым взглядом. Она желает кровной мести, повинуясь долгу чести, бросает ему вызов свой, чтобы начать неравный бой. Ее же сердце рвется от сомнений, и с каждым часом больше в нем волнений. В душе ее горит свободы пламя, так пусть поднимется и правды знамя. А истина проста, мой друг — когда подкосит ноги ей недуг, со стороны увидит она жизнь былую, отринет ненависть слепую. Как я прощаю души грешных, она простит его неспешно. А дальше пусть все будет так, как укажет божий знак, коль исполнят мою волю, я облегчу злую долю. Жду я самоотречения, жертвы, веры, искупления. Если же судьбы не извлекут уроки, осуди их за пороки. В игру я эту больше не играю, поскольку спору нет и края. Огонь войны я потушу, об одном тебя прошу…
— Что ни скажешь, все исполню.
— Эту фразу я запомню. Так вот: ты этот завертел круговорот у моих святых ворот. Ты нарушил мой приказ и явился не в тот час. А потому использую я право и пресеку твои забавы. Игра продолжится сама, разнесется, как чума. Оставь в покое его разум, оговорю я это сразу. Спор продолжится без нас, пусть восстановится баланс. Создал ты все условия для игр, пусть люди сами сделают свой выбор. Коль отвергнут райский сад, заберешь их к себе в ад. За нами я оставляю один ход, использует его пусть тот, чью сторону определит наш граф, надеюсь, он смирит свой буйный нрав.
— Ты слишком строгие возводишь рамки, внизу не так все, как в небесном замке. Тут везде свои законы, ты близок к ним лишь на иконах. Я же подле них всегда: часы, недели и года. От людей себя я не позволю отлучить.
— Так стой же рядом и молчи! Достаточно ты здесь устроил бед из-за мелочных побед. Пусть же выберут они свою дорогу, и закончатся тревоги. Когда увидимся мы вновь, надеюсь, не прольется кровь.
========== Римские каникулы ==========
Решив для себя никогда не верить тем, кто утверждает, что в ожидании время тянется целую вечность, Ван Хелсинг в очередной раз обратил взгляд к звездам, пытаясь разглядеть сквозь стекло признаки рассвета. Для него время не тянулось — оно просто замертво рухнуло на землю, и чем ближе они подходили к Ватикану, тем более бесконечной казалась та временная пропасть, в которую он провалился. Загоняя коней до белой пены, путники, как ему казалось, ни на час не сократили мучительную дорогу к вечному городу.
Из-за снега, преждевременно укрывшего высокогорные тропы, сократить маршрут было невозможно, а объездной путь на неделю затянул и без того долгую дорогу. Казалось, сама природа восстала против путешественников, возводя пред ними непроходимые снежные громады. Но самое большое разочарование постигло его, когда они прибыли в порт. Из-за непогоды и без того немногочисленные корабли отказывались покидать спокойные воды, бросив якоря в закрытой бухте, невдалеке от города. Вот уже третьи сутки они томились в прибрежной гостинице, ожидая судно, которое отважится выйти в море, но безрезультатно. Опасаясь высоких волн, прибрежных скал и подводных рифов, на которые мог натолкнуться корабль, захваченный штормом, ни один капитан не решался покинуть безопасное пристанище.
С каждым днем обстановка все более накалялась, заставляя Ван Хелсинга клокотать от злобы и безысходности, которым он не мог дать вырваться наружу в полной мере. Мысль о том, что каждый потраченный впустую час может стоить Анне жизни, заставляла его, подобно затравленному тигру, метаться по комнате, но, встречаясь с укоризненным взглядом Карла, мужчина успокаивался, бессильно сползая по стене.
Сейчас, бросив взгляд на спящего друга, Ван Хелсинг мысленно поблагодарил его за терпение и понимание, проявленные им во время путешествия.
— Который час? — проговорил послушник, почувствовав на себе пристальный взгляд.
— Судя по всему, не больше трех часов утра!
— Ты так и не ложился?
На этот вопрос Ван Хелсинг лишь отрицательно покачал головой, вглядываясь в темное окно.
— Ты больше ничего не вспомнил? — усаживаясь на кровати, поинтересовался монах.
— Каждый день ты задаешь мне один и тот же вопрос и каждый день получаешь один и тот же ответ: с тех пор, как мы покинули Трансильванию, я не видел ничего — ни одного сна, ни одного воспоминания. Пустота. Порой складывается такое ощущение, что все мы являемся участниками какой-то игры; нас посвящают лишь в то, что мы должны знать, и выпускают на поле боя. Как мы делаем ставки на корриде, так ставят и на нас.
— Господь учит нас смирению. На долю человека не выпадает больше несчастий, чем он способен вынести. То, что сейчас происходит — лишь испытание твоей веры.
— Веры во что? Каждая минута промедления грозит Анне смертью. По-твоему, это то, чего хочет Бог? Так где же его милосердие?
— Если бы люди пытались постичь каждый божественный замысел, ставили под сомнение его волю, то мир состоял бы лишь из еретиков. Ты сделал все, что от тебя зависит, сейчас остается только ждать и довериться провидению! — проговорил Карл, перебирая деревянные четки.